Пощечиной в Ананьи, или беззаконием в Ананьи, историки назовут не конкретный жест Колонна или Ногаре, а саму ситуацию, в которой два представителя светской власти осмелились арестовать папу, нанеся тем самым папству «оскорбительнейшую пощечину».

Папу продержат в заключении три дня, не давая ни воды ни еды. После чего отряд быстро покинет город. Дело в том, что французы не нашли взаимопонимания с местными жителями, и те по зрелом размышлении решили отбить понтифика. Ногаре пришлось спешно удалиться.

А папа в страшном смятении чувств и, судя по всему, в помешательстве рассудка возвращается в Рим, что неудивительно. Представьте сановного старика, в покои которого ворвалась толпа вооруженных людей, чуть ли не за бороду сволокла его с трона, бросила в клеть и продержала там несколько дней, угрожая разным.

Месяц или около того он еще прожил, но его рассудок отказывал ему все чаще. А 11 октября он покинул этот мир.

Бонифаций VIII со святыми Франциском и Криспином, поклоняющимися Богородице с Младенцем

Ок. 1608–1611. The National Gallery of Art

Да, Бонифация не особо любили. Но то, как Филипп позволил себе обращаться с епископом Рима, тоже понимания и поддержки в обществе не нашло. Данте, открыто не любивший этого папу и поместивший его в ад, весьма однозначно осуждал действия короля, вложив в уста его предка, основоположника династии Гуго Капета, такие слова («Чистилище», песнь 20):

Но я страшнее вижу злодеянье:

Христос в своем наместнике пленен,

И торжествуют лилии в Ананье.

Я вижу – вновь людьми поруган он,

И желчь и уксус пьет, как древле было,

И средь живых разбойников казнен.

Я вижу – это все не утолило

Новейшего Пилата; осмелев,

Он в храм вторгает хищные ветрила.

Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев

Твой суд, которым, в глубине безвестной,

Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?[6]

Но даже смерть папы не потушила враждебные чувства Филиппа, и он не оставит идеи суда над своим уже мертвым врагом. Это нам говорит о том, что в Средние века суды над мертвыми вовсе не были делом исключительным, и о том, что этот монарх страсть как любил все доводить до конца. И суд будет. Правда, почти через десять лет. И кончится он не так, как королю бы того хотелось. Но разговор об этом еще впереди.

А сейчас мир выбирает святому первоверховному Петру нового преемника. Им окажется доминиканец Никколо Бокассини, взявший имя Бенедикт XI. Он не проправит и года, когда траурный колокол отзвонит и по нему. Кто-то говорил, что тут не обошлось без вездесущего Ногаре и какого-нибудь хитроумного яда, так как Бенедикт собирался продолжать курс Бонифация, только умнее и тоньше, а кто-то видел в этом руку Господню. Как бы то ни было, осенью 1304 года кардиналам вновь предстояло явить городу и миру нового понтифика.

И теперь начнется самое интересное. Филипп, король Франции, в своем желании насадить свою вертикаль власти везде, куда дотянется, решил полностью подмять под себя Церковь, продвинув на Петров престол своего кандидата. Этому способствовало то, что после смерти Бенедикта французские и итальянские кардиналы не могли прийти к соглашению о будущем понтифике.

Но через одиннадцать месяцев, на конклаве в Перудже, при определенном нажиме со стороны Франции папой был избран Бертран де Го, архиепископ французского Бордо. И прошу заметить, к моменту избрания он не присутствовал на конклаве и даже не был кардиналом. Это не считается каноническим препятствием для избрания, но является определенного рода редкостью: обычно кардиналы избирают понтифика из своей среды. Так что королю и французским кардиналам пришлось постараться.

Приняв тиару, новый папа, нарекший себя Климентом V, не остался жить в Риме. Его и короновали-то не там, а в Лионе. Да и имя он взял себе в честь предыдущего Климента, друга и союзника Людовика Святого, короля Франции.

Дело еще и в том, что Италия по своему давнему обычаю была раздираема враждой многочисленных кланов. На тот момент в Риме бушевали Колонна и Орсини. А за его пределами конфликтовали еще много кто. И папе ни разу не улыбалось оказаться на троне, под который положили бочку с порохом, а спички отдали детям в песочницу.

И новый епископ Рима правил Церковью из Франции: лучше договориться с одним могущественным правителем, чем играть в разборки мелких, но оттого не менее опасных кланов. Сначала его двор кочевал, но достаточно скоро (в 1309 году) осел в Авиньоне. На целых семьдесят лет. Этот период в истории Церкви принято называть Авиньонским пленением пап.

Климент V, папа Римский

1626. Российская государственная библиотека

Как таковым пленом это, разумеется, не было, но между французской короной и Святым престолом наступило такое единение и взаимопонимание, что даже представить страшно. Прямо спайка города с деревней.

И это единение крайне важно иметь в виду, приближаясь к нашим тамплиерам. Надеюсь, вы о них еще не забыли и не подумали, что забыл я.

После падения Акры разные ордены пошли искать себе новые места приложения своих творческих сил. Немецкий орден Девы Марии еще в первой половине XIII века, задолго до того, как европейцы потеряли Святую землю, откочевал на север. Магистр Герман фон Зальца в двадцатых годах заключил договор с Конрадом Мазовецким и пообещал бороться с пруссами, беспощадно их крестя. Конрад же выделил тевтонам пограничную землю, где они могли расположиться, закрепиться и начать действовать. И они начали. И очень даже активно. Настолько активно, что даже с нашими предками столкнулись.

Госпитальеры нацелились на Родос, и мысли их были в той стороне.

А вот с тамплиерами вышло интереснее. Они вернулись в Европу. Точнее, на Кипр и в Европу. И так как многие из них были французами, то вернулись они преимущественно в дома и замки ордена, располагавшиеся во Франции.

А теперь давайте посмотрим на это глазами короля Филиппа, который из последних сил вертикаль крепит, а ярмо тягот государственного строительства ему уже всю шею натерло. Он конфликтует с папством, а у самого под боком, в том числе и прямо в Париже, расположились нешуточные воинские контингенты, которым вообще все равно на его инициативы. Они папе подчиняются – и более никому. При этом у них есть пожалованные им земли, с которых они собирают налоги, они ни разу не бедны, но в их карман залезть решительно невозможно. Королевские бальи вполне могут прийти за деньгами в монастыри и храмы, но не к ордену. В том числе и по той причине, что там изрядное количество мужчин, чьи руки привыкли к мечу.

И кроме того: если папа, тот или иной, все-таки отлучит самого Филиппа или его наследников от Церкви, как тогда поведут себя рыцари Христа? Останутся ли они в стороне и не будут лезть в конфликт или начнут седлать коней? А если в предполагаемом конфликте короля и папы, в ходе которого король вдруг окажется отлучен, орден Храма, пользующийся изрядным авторитетом в Европе, поднимет знамя войны, то под это знамя встанет достаточно много людей.

Это, конечно, лишь потенциальная угроза, она не стоит на пороге здесь и сейчас, но сбрасывать ее со счетов нельзя.

И да, не будем забывать, что для короля, стремившегося к построению жесткой пирамиды власти с собою во главе, для короля, который смог прижать вассалов и решить вопрос с папством, тамплиеры оказались изрядным бельмом на глазу. Они никак не встраивались в то политическое тело, которое он строил. И при этом они были во Франции. И их стало столько, что не замечать их больше не получалось.

Как вишенка на торте – богатства ордена. Но не те богатства, которые мы представляем, не сундуки золота, а земли, с которых можно собирать налоги. Золото, конечно, тоже, но это уже дело десятое.

Тут ненадолго позволю себе отвлечься и сказать пару слов о богатстве в Средние века. Как его понимали и в чем оно выражалось. Из детских книжек с картинками мы взяли образ сундука с золотыми монетами, который лежит в глубоком подземелье. И какой-то злокозненный персонаж туда спускается, опасливо оглядываясь. В неверном свете свечного огарка он дрожащими руками ищет ключ, чтобы немного почахнуть над своим