Шрифт:
Закладка:
А значение кардиналов моментально возрастает.
Папа лишил королей и императора возможности влиять на выборы примерно за сорок лет до начала эпохи Крестовых походов, которые для интересующих нас людей закончились совсем недавно. То есть папы начали строить свою папскую монополию всего за два века с небольшим до инициатив Филиппа IV. Не так уж и давно. И про это все прекрасно помнили. Помнили и папы, и короли.
Новый папа
После того как я описал, насколько возможно кратко, подводную часть интересующего нас айсберга, можно переходить к разворачивающимся событиям. А там было чему разворачиваться.
Генеральные штаты Франции (Les Etats Generaux de France)
1614. The National Gallery of Art
Итак, судьбоносный 1302 год от Рождества Христова. Папа издает буллу Unam sanctam, ту самую, в которой он формулирует теорию апогея папства, теорию о двух мечах – светском и духовном. И в этой булле он весьма жестко постулирует свое финальное право вязать и решить. А также свою надзаконность и неподсудность никому из людей. В этом же году король Филипп созывает первый французский парламент – Генеральные штаты, на котором сонм прелатов и светских сеньоров обвиняет папу в ереси.
И как вы понимаете, ни о каком примирении после этого речи идти уже не может. Папа, по сути, называет еретиком короля, так как тот не хочет слушать понтифика, а король, в свою очередь, поступает абсолютно так же. И ему, королю, и его прелатам, чтобы не быть отлученными еретиками, стоящими вне всякого закона, очень быстро нужно как-то решить вопрос с папой.
Король планирует созыв собора Церкви, единственного органа, который чисто теоретически мог отрешить Бонифация от Петрова престола. Канонически, конечно, не мог. Но пока собор соберется, пока суть да дело, глядишь: или ишак умрет, или султан. Как минимум это способ потянуть время и ударить по папскому авторитету – и параллельно поднять свой. Кроме того, ни к чему, кроме собора, король апеллировать не мог.
Как обвинитель на этом соборе планировал выступить сир Гийом де Ногаре, хранитель печати короля Франции. В марте 1303 года он обвиняет папу в продаже церковных должностей, то есть в симонии, ереси и еще много в чем еще. По сути, такое обвинение преследовало две цели: ударить по папе и поднять авторитет короля.
Поясню. В средневековой судебной практике имела место презумпция виновности обвиняемого. То есть это не обвинитель должен доказывать свое обвинение, а, наоборот, обвиняемый должен оправдываться, явившись на суд, – лично или через своих представителей. И получается, что Филипп руками Ногаре требует самого папу к ответу. С одной стороны – неслыханнейшая дерзость. С другой же – понтифику нужно было что-то отвечать.
Святой Петр Целестин. Дьяволы поджигают дом, но он борется с этим с помощью молитвы и крестного знамения
Гравюра, XVI–XVII век. Wellcome Collection
Это первое. Второе заключается в том, что раз папу некто обвинил перед лицом короля, значит, он признал короля имеющим достаточные полномочия для суда над наместником Петра. Точнее, он признавал короля достаточно могущественным для того, чтобы инициировать собрание такого судебного заседания (собора), который бы имел полномочия суда над понтификом.
То было весной. Летом же Ногаре в окружении своих людей с немалой помпой пересекает пределы Италии. И там он находит себе сторонников, врагов папы. Вы помните, что Бонифаций наследовал отрекшемуся от Святого престола аскету – Целестину V. Этот папа после отречения просил у своего преемника ровно одного – дать ему возможность спокойно удалиться в монастырь и там тихо доживать, воспевая псалмы и перебирая четки.
Но нет. Бонифаций решил, что так дела не делаются и отрекшийся предшественник все равно опасен. У него есть сторонники, у него есть друзья, он не держался за тиару, а поступил уникальным образом, сложив ее с себя. Таких предшественников стоит опасаться, ибо того и гляди они станут преемниками. Целестин, мирно живущий в монастыре, всегда будет центром притяжения всевозможных противников Бонифация, которые в любой момент смогут обратить его под свое знамя. Даже без его деятельного участия. В конце концов, это интронизированный римский первосвященник. И пусть он уже не зовет себя тронным именем и не говорит о себе «мы», но для многих он остается законным папой.
И Бонифаций, став папой в 1296 году, заточил предшественника в замок. Любое заточение в крепость для человека, которому пошел девятый десяток, обычно оказывается пожизненным. И через десять месяцев после того, как за Целестином закрылись ворота замка Фумоне, по нему служили заупокойную.
От предшественника это Бонифация избавило, но всеобщей любви не принесло. О Целестине начали говорить как о святом, что добавило нервов новому папе в его и без того неспокойный понтификат. Да, в 1313 году папа Климент V канонизирует Целестина. И в признание его заслуг, и ради пущей демонизации Бонифация: одно дело посадить в темницу потенциального оппонента и совсем другое – уморить в узах святого.
Но вернемся в лето 1303 года. Ногаре приходит в Италию не один. С ним едет представитель рода Колонна – Джакомо Скьярра Колонна.
Этот деятельный аристократ был родственником двух других значимых Колонна того времени: кардинала Джакомо и Эгидия Римского – тонкого схоласта, генерала ордена августинцев, преподавателя университета в Париже, архиепископа Буржа. И что важно, Эгидий также был одним из воспитателей Филиппа Красивого и даже посвятил ему свой знаменитый труд «О правлении государей» (De regimine principium). Так что Колонна – это далеко не чужие Филиппу люди. А еще нам важно то, что все они выступали против Бонифация еще до его конфликта с Филиппом. Разногласия между семьей Колонна и папой оказались достаточно сильны. Настолько, что Колонна потеряли свою власть в курии, а некоторые, лишившись еще и всего нажитого непосильным трудом, были вынуждены в спешке покидать полуостров, чтобы не разделить участь папы Целестина или не откушать, абсолютно случайно, чего-то настолько неполезного, что прервало бы их присутствие не только на полуострове, но и среди живых.
Итак, Ногаре и Колонна с отрядом, численность которого разнится от трех сотен всадников до двух тысяч войска (практически средневековая армия), идут на Рим, чтобы доставить папу на суд. Папа прячется в резиденции в городе Ананьи, и наши герои в начале сентября 1303 года обнаруживают его именно там. Местные жители, обрадованные возможностью ограбить папскую резиденцию, помогают французам штурмовать дворец понтифика, которого, поняв бесперспективность обороны, покинули почти все.
Сам же Бонифаций во всем своем великолепии встретил ворвавшихся воинов на троне. Ему предложили проследовать с ними, но он сказал, что скорее умрет. И здесь существует расхожая легенда, что не то Ногаре, не то Скьярра Колонна отвесил папе пощечину, выволакивая его из залы и ввергая в узилище. А так как пощечину отвесили в чем есть, то есть в латной рукавице, то папа от такого простого обращения достаточно быстро скончался.
Но это скорее миф. Дело в том, что никто из хронистов о пощечине не пишет. Историк В. В. Андерсен описывает ситуацию так:
«Рукопись из аббатства Св. Альбана оставляет самый подробный рассказ о событиях сентября 1303 г. в Ананьи. Кроме того, как показал в своей работе Р. Фавтье, эта рукопись восходит к сообщению, которое 27 сентября 1303 г. составил очевидец этих событий, доверенное лицо линкольнского епископа Уильям из Хандлби. В этой рукописи четко видно, что войско, нападающее на Ананьи, состоит из двух частей – одна послана французским королем, другая – отлученными Бонифацием от церкви кардиналами Колонна. Когда Скьярра Колонна пробивается к папе, он осыпает того “оскорбительнейшими словами”, а его воины ему угрожают. “И когда перед папой поставили вопрос, желает ли он отречься от папства, он постоянно говорил, что нет, и скорее желал бы потерять голову, и говорил на своем вульгарном языке: ‘Ec le col, ec le cape’, что значит ‘Вот выя, вот голова’”. Скьярра хотел вовсе убить папу, “но другие запретили ему наносить папе какой бы то ни было телесный вред”»[5].
