на ношение униформы, наложенного прусским правительством, 107 депутатов НСДАП явились в зал заседаний в коричневых рубашках СА. В то же самое время перед рейхстагом собрались тысячи нацистов. «Если национал-социалисты могли надсмехаться над прусской полицией в здании рейхстага, то их соратники на улицах полагали, что им это тоже дозволено, — пишет Отто Браун в своих воспоминаниях. — В день открытия рейхстага они инсценировали маленький еврейский погром, разбивая витрины еврейских лавок, магазинов и кафе и оскорбляя прохожих — евреев. Эти безобразия сначала ошеломили прусскую полицию, но потом своим энергичным вмешательством она положила им конец».

Через три дня Генрих Брюнинг выступил с правительственной декларацией. Важнейшим в послании канцлера было сообщение о том, что один из американских банковских консорциумов поставил условием предоставления краткосрочного кредита в размере 125 млн долларов принятие закона, который уполномочивал бы правительство лично провести данный заем, а также устанавливал бы условия его погашения. Это условие было важнейшим средством оказания давления на рейхстаг, и оно же в определенной степени давало правительству уверенность в успехе.

В последовавших за этим дебатах Герман Мюллер заявил, что СДПГ не будет голосовать в поддержку запросов КПГ, НСДАП и ДНФП об отмене чрезвычайного постановления от 26 июля 1930 г. От имени НСДАП выступил Грегор Штрассер, руководитель имперской политической организации партии и брат отщепенца Отто Штрассера, который подчеркнул, что национал-социалисты, будучи «принципиальными антипарламентариями», должны сегодня в целях противостояния планам установления буржуазной диктатуры стать «практически защитниками веймарской конституции». «Мы теперь выступаем за демократию Веймара, мы выступаем за закон о защите республики, пока это в наших интересах. И мы будем столь долго требовать и сохранять за собой на демократической основе любую властную позицию, сколько мы этого хотим».

Оратор от коммунистов, Вильгельм Пик, напротив, отказался облекать революционные планы своей партии во флер законности. Для того чтобы свергнуть проклятую систему капиталистической эксплуатации и рабства, имелся, по его словам, единственный путь: «Революция, а тем самым уничтожение капитализма и обезвреживание всех тех, кто является опорой этой системы. Это та задача, которую поставила себе коммунистическая партия, и придет день, когда рабочие массы и безработные под руководством коммунистической партии разгонят этот парламент дельцов и фашистов. Тогда на его месте будут созданы немецкие советы и сооружена диктатура пролетариата с тем, чтобы вместо этого прогнившего буржуазного общества и этой республики голода создать свободную социалистическую Советскую Германию».

Поздним вечером 18 октября 1930 г. началось голосование в рейхстаге, все время прерываемое гвалтом. При поддержке голосов СДПГ был принят закон о погашении долгов, запросы об отмене чрезвычайного постановления были переданы на рассмотрение бюджетной комиссии, а также был одобрен запрос правительственной фракции — перейти к повестке дня без рассмотрения всех прочих запросов о выражении недоверия правительству. К проголосовавшим «за» в том числе относились депутаты от Экономической партии, которая еще 13 октября хотела отозвать из правительства члена партии, министра юстиции Бредта, чтобы не оставить тем самым сомнения в том, что она не рассматривает себя более в качестве правящей партии. Среди голосовавших против были немецкие националисты и члены Немецкой крестьянской партии, причем все представители крупного сельского хозяйства дали кабинету Брюнинга почувствовать свою враждебность. Ранним утром 19 октября было объявлено об отсрочке заседаний рейхстага до 3 декабря 1930 г. Правительство Брюнинга выиграло не только битву в парламенте, но и то, что было не менее ценным — время{434}.

Приняв решение о поддержке Брюнинга, социал-демократы взвалили на себя тяжелое бремя. Тем самым они испытывали терпение своих сторонников и предложили своим противникам такую желанную для них позицию для атаки. От коммунистов социал-демократам приходилось теперь выслушивать, что поддерживая «диктатуру Брюнинга», они предают рабочий класс и способствуют процессу фашизации Германии. Национал-социалисты получили благодаря политике «толерантности» СДПГ шанс рекламировать себя как единственное действенное оппозиционное движение правее коммунистов. Так как рейхстаг начиная с осени 1930 г. еще в меньшей мере был выразителем демократических интересов, чем даже в кайзеровское время, народный протест все в большей степени должен был перемещаться на улицы. В борьбе за внепарламентскую мобилизацию масс могли успешно участвовать только те партии, которые сказали свое решительное «нет» режиму чрезвычайного законодательства. Поддерживая правительство Брюнинга, СДПГ собственными руками исключила себя из этого соревнования за завоевание масс.

У социал-демократов не было альтернативы политике «толерантности» в отношении правительства Брюнинга до тех пор, пока они хотели удерживать власть в Пруссии — самую важную часть остававшихся в их руках государственных полномочий. В свою очередь, социал-демократы должны были утверждать свою власть в самой большой из немецких федеральных земель для того, чтобы иметь возможность эффективно бороться с национал-социалистами. В Пруссии же положение СДПГ зависело от позиции Центра — партии Брюнинга. Если бы социал-демократы пошли на свержение кабинета Брюнинга в масштабах рейха, то это с большой вероятностью означало бы скорое падение правительства Отто Брауна в Пруссии. Вместе с Брауном пришлось бы уйти также Карлу Северингу, который начиная с 31 октября 1930 г. снова стал министром внутренних дел Пруссии. Но вместе с Северингом СДПГ также утратила бы контроль над прусской полицией, важнейшим инструментом государственной власти в борьбе против национал-социализма{435}.

Ту степень, в которой правящие в Пруссии социал-демократы зависели от благосклонности Центра, Брюнинг недвусмысленно продемонстрировал им в конце ноября 1930 г. Правительство подготовило очередное чрезвычайное постановление, которое, с одной стороны, означало новые социальные тяготы, с другой — в нем были зафиксированы определенные льготы, на которых настаивали социал-демократы. То, что национал-социалисты и немецкие националисты будут голосовать против, не вызывало сомнения. В таких обстоятельствах, как заявил Брюнинг, согласно протоколу заседания правительства от 30 ноября 1930 г., в котором также принял участие статс-секретарь государственного министерства Пруссии Вейсман, «социал-демократия обязана обеспечить правительству поддержку декрета большинством голосов. Если же социал-демократия не справится с этой задачей, то Центром будет поднят вопрос о коалиции в Пруссии. Он, рейхсканцлер, полагает, что и социал-демократия, и в особенности министр-президент Пруссии, полностью отдают себе в этом отчет. В свою очередь, статс-секретарь Вейсман подтвердил, что прусский министр-президент действительно полностью уяснил ситуацию».

Но резоны, связанные с удержанием власти, не были тем единственным, что подвигло социал-демократов к поддержке Брюнинга. Между правительственным лагерем и СДПГ царило деловое согласие еще по одному центральному вопросу: для того чтобы преодолеть вредные последствия «экономики в кредит», была необходима крайняя бережливость. Слова, сказанные Брюнингом 27 ноября 1930 г. в выступлении перед главным комитетом Имперского союза немецкой промышленности, могли быть в равной степени приписаны также Брауну: «Те, кто полагает, что все нужды и ошибки во внутриполитической и экономической жизни Германии можно свести к вопросу о репарациях,