интересах. В январе 1931 г. эти переговоры продолжились и были завершены 3 февраля, в день, когда рейхстаг после каникул собрался на свое первое заседание. Их результатом стал запрос об изменении регламента работы рейхстага, содержавший два важных новшества. Первое должно было обуздать готовность рейхстага давать свое согласие на ассигнование дополнительных бюджетных средств: все запросы, имевшие своим следствием повышение расходов или понижение финансовых поступлений, должны были сопровождаться предложениями об источниках покрытия возникавшего дефицита; первоначально они должны были быть адресованы компетентным комиссиям рейхстага и подлежали рассмотрению только вместе с соответствующими им разделами бюджета.

Второе изменение должно было положить конец провокационным запросам о недоверии к правительству — подобные тому, который национал-социалисты внесли в рейхстаг в декабре 1930 г. с единственной целью — чтобы поставить в затруднительное положение и скомпрометировать другие партии, в особенности социал-демократов. В будущем допускалась только одна формулировка, которая лапидарно констатировала, что рейхстаг лишает своего доверия имперское правительство или одного из его министров. К этому добавлялось изменение закона о печати, которое должно было положить конец злоупотреблению депутатским иммунитетом, что практиковалось прежде всего коммунистами и национал-социалистами: впредь депутатам рейхстага было запрещено подписывать в тираж газету или журнал в роли ответственного редактора.

Ответные громкие протесты КПГ, НСДАП и ДНФП не принесли результата. Ранним утром 10 февраля 1931 г. рейхстаг принял законопроект 297 голосами «за». Голосов, поданных «против», зафиксировано не было: радикальные оппозиционные партии не участвовали в голосовании. На следующем заседании, состоявшемся в тот же день после обеда, национал-социалисты заявили, что ввиду «организованного нарушения конституции» они покидают этот «так называемый рейхстаг». Так как немецкие националисты поддержали этот шаг, рейхстагу было суждено пережить в течение нескольких недель в своем роде возвращение к нормальной деятельности. Роль радикальной оппозиции во время бойкота парламента правыми партиями исполняли только коммунисты{440}.

Отсутствие радикальных партий одним разом изменило соотношение большинства в рейхстаге. Теоретически теперь имелось «марксистское» большинство голосов: 206 буржуазным депутатам противостояли 230 социал-демократов и коммунистов. С самого начала было очевидно, что эти новые обстоятельства принесут с собой большие проблемы для СДПГ. Когда бы коммунисты ни пожелали выставить социал-демократов в роли покорной части правительственного лагеря, они всегда могли это сделать. Почти идеальный повод для этого давала во время предстоящих обсуждений государственного бюджета 1930 г. весьма спорная статья финансирования, а именно затребованная министром рейхсвера и одобренная правительством первая субсидия на строительство броненосца «Б». Спор вокруг броненосца «А» шел два с половиной года назад, и если уже тогда, осенью 1928 г., против строительства судна говорили социальные причины, то весной 1931 г. эти возражения стали еще более весомыми. Но социал-демократы также знали, каковы будут последствия их «нет» решению правительства по поводу броненосца «Б»: отставка не только Грёнера, но и Брюнинга. Тем самым на кону оказывался весь успех политики «толерантности»: отказ от субсидирования строительства броненосца мог привести к формированию правого правительства.

Хотя Брюнинг предложил СДПГ на случай, если она смирится со строительством второго броненосного крейсера, только незначительные уступки, социал-демократы в конце концов приняли решение воздержаться в ходе решающего голосования 20 марта 1931 г. Однако далеко не все депутаты выполнили решение партии. 29 депутатов не участвовали в голосовании, 9 депутатов, все без исключения левые, вместе с коммунистами голосовали «против». Это был серьезнейший случай нарушения партийной дисциплины с момента раскола партии во время Первой мировой войны. И все же все голосовавшие «против» депутаты-уклонисты, за исключением одного, получили поддержку своих партийных подразделений, в трех случаях вплоть до уровня окружного комитета партии. Однако нельзя говорить и о широкой волне солидарности с ними. Нарушение партийной дисциплины, последствиями которого должен был теперь заняться следующий партийный съезд в Лейпциге в начале июня 1931 г., пользовалось среди широких масс социал-демократии еще меньшей популярностью, чем броненосный крейсер, ставший на тот момент самой большой платой за политику «толерантности»{441}.

В тот же день, 20 марта 1931 г., когда СДПГ устранила возможные преграды на пути строительства броненосца «Б», от запущенной болезни желчного пузыря скончался неутомимый защитник политики «толерантности», бывший рейхсканцлер Герман Мюллер. Председатель СДПГ, отметивший за два до этого свое 55-летие, не стал великим деятелем в истории немецкой социал-демократии. Он не был человеком смелых концепций, и уж тем более харизматическим вождем. Но он был первым слугой своей партии, человеком компромисса и долга. В качестве рейхсканцлера в 1928–1930 гг. он делал все от него зависящее, и за тот год, который ему еще оставался после падения его правительства, он сделал все, чтобы не допустить разрушения мостов, связывавших социал-демократию и умеренные силы буржуазии.

Брюнинг осознавал, чем он был обязан Герману Мюллеру. В рейхстаге канцлер вспомнил о том, как сильно страдал Мюллер от того, что будучи министром иностранных дел Германии, он должен был 28 июня 1919 г. поставить свою подпись под Версальским договором. Брюнинг назвал своего предшественника на посту канцлера «национальным деятелем, преданным своему отечеству до мозга костей», чем глубоко тронул социал-демократов. После того как рейхсканцлер окончил речь, Веле и Брейтшейд подошли к нему, чтобы выразить благодарность всей фракции. Когда 26 марта 1931 г. траурное шествие берлинских социал-демократов во главе с катафалком достигло переднего двора резиденции рейхспрезидента, на наружной лестнице дворца появился одетый во все черное Гинденбург и обнажил голову. Министру рейхсвера Грёнеру стоило большого труда добиться от рейхспрезидента этого личного жеста в адрес последнего канцлера рейха — социал-демократа{442}.

Рейхстаг в этот момент снова находился на каникулах, которые должны были растянуться на длительное время — до 13 октября 1931 г. Брюнинг пытался добиться, чтобы каникулы продолжались еще дольше, до ноября, но потом все же пошел навстречу протестующим социал-демократам. Правительство, в свою очередь, по мере сил пыталось использовать ту свободу действий, которую оно получило благодаря утверждению государственного бюджета 1931 г. и временному «самоотречению» рейхстага. 28 марта 1931 г., спустя два дня после начала внеочередных летних парламентских каникул, рейхспрезидент подписал чрезвычайный декрет о борьбе с политическими бесчинствами. Этот декрет в большей степени затронул коммунистов, чем национал-социалистов. Так, в первые три месяца после его подписания было зафиксировано в общей сложности 3418 полицейских акций или мероприятий органов уголовного преследования по поводу политических эксцессов, из них в 2027 случаях речь шла о КПГ. При этом в данную статистику не попали случаи, связанные с «дочерними» организациями компартии.

Только политическая предвзятость полиции и органов юстиции не может служить объяснением того, почему именно КПГ стала стороной, преимущественно пострадавшей в результате введения нового декрета. Налицо была не только пропагандировавшаяся руководством КПГ «оборонительная борьба против фашизма», к арсеналу которой относились акции бойкота,