— Хорошо, что я его надел,— сказал Сёдзо, снимая промокшее пальто, которое он из предосторожности надел сегодня.

Он положил его на сиденье и, усевшись как следует, подумал: а если бы на голову лил не дождь, а поток лучей чудесного осеннего солнца, разве он так непринужденно прыгнул бы в этот лимузин? Конечно, Тацуэ и он равной душны друг к другу, они могут спокойно сидеть лицом к лицу, почти касаясь друг друга коленями, но ведь это уже не прежняя Тацуэ и живет она не той жизнью, что несколько месяцев назад.

На Тацуэ был костюм из легкой ткани в мелкую, белую с голубым, клетку, возвращалась она, по-видимому, из магазина, о чем свидетельствовали лежавшие в машине свертки.

Трудно сказать, о чем в эту минуту думала Тацуэ, но она без всяких традиционных любезностей, которыми обычно обмениваются в таких случаях, спросила:;

— Когда приехали?

Она держала себя так, словно то, что они давно не виделись, и то, что за это время в ее жизни произошло такое важное событие, как замужество, не имело никакого значения.

— Вчера вечером,— ответил Сёдзо.

— О, и с утра сразу в контору?

— Да, но откуда это Таттян известно?

— Хм! Боксер по части болтовни не уступает своей кузине!

Спрашивать, кого она наградила этим прозвищем, не было надобности.

Тацуэ, видимо, кое-что знала и о его планах относительно юкской библиотеки. Она восхищена тем, что он даже в таком медвежьем углу сумел найти способ убить время! Сказав это, она чуть поджала губы — манеры и тон остались у нее прежние. Сёдзо знал: если Тацуэ говорит о чем-либо с подчеркнутым равнодушием, значит, это ее особенно интересует. Но он не стал рассказывать ей о своих планах, как рассказывал Марико. И не потому, что она любила его поддразнивать, а он платил ей той же монетой — такой уж у них выработался стиль. Он вдруг спохватился и спросил:

— Куда вы едете?

— Домой.

— Тогда мне придется где-то выйти, чтобы пересесть на городскую электричку.

— В такой дождь? А как вы потом будете добираться? Вот что! Раз уж так случилось, поедем ко мне.

— К тебе? В такую даль? Ведь ты теперь, вероятно, живешь где-нибудь в Дэнъэн-Тёфу?

— При чем тут даль? На этой машине мы доедем за полчаса. Ведь все равно вам нужно где-то пообедать. После такого долгого перерыва не грех было бы затащить вас в какой-нибудь ресторан, но сегодня у меня все приготовлено дома. В конце концов, хоть раз вы должны меня навестить? Это просто долг вежливости!

— Что ж, поедем! Только чтоб угощение было на славу!— внезапно оживляясь, ответил Сёдзо и, закурив, посмотрел в окно.

Если он наконец займется намеченным делом, ему придется работать главным образом в Восточной библиотеке, а директор ее, доктор Имура, живет тоже в районе Дэнъэн-Тёфу. Об этом ему сказал Уэмура, который учился у доктора. Не вспомни он сейчас об этом, то, несмотря на дождь и на желание взглянуть на новое жилье Тацуэ, он вряд ли поторопился бы выполнить долг вежливости на другой же день после приезда в столицу.

В это время года дожди идут редко. К вечеру, вероятно, прояснится. Сёдзо слышал, что Имура бывал в библиотеке не каждый день. А вдруг он застанет его сегодня дома?

Где они едут? Ничего не разберешь! Мешали струи дождя, бежавшие по стеклу, и бешеная скорость. Тикая, как часы, мерно работал стеклоочиститель. Но, несмотря на большую скорость, Сёдзо не ощущал толчков. В противоположность яркоокрашенному корпусу внутри машина была обтянута бархатом спокойного синего цвета. И эта обивка и продолговатые серебряные вазочки для цветов по обе стороны окна создавали впечатление, будто находишься в чудесной тихой комнатке. И было особенно хорошо и уютно потому, что на улице проливной дождь, неприветливо и пасмурно.

— Какой марки эта машина?—спросил Сёдзо.

— Альфа ромео.

— Не знаю такой.

— Итальянская. Мне ее господин Садзи всучил.

Это была машина его приятеля, тоже дипломата; тот, возвращаясь на родину, привез ее из Италии. На улицах Токио она слишком бросалась в глаза, да и вообще это была скорее гоночная машина, ездить в ней по делам и в гости не годилось. Дипломат решил избавиться от нее и попросил Садзи помочь ему, а тот навязал ее Тацуэ... Она говорила еще что-то, но Сёдзо почти не слушал. Скосив глаза, он рассеянно смотрел через плечо шофера. Лицо его приняло то простодушное выражение, какое бывает у детей, когда они смотрят на что-нибудь интересное. Они ехали сейчас по реконструированному шоссе. По виадукам Нагорной электрички 141 и по аккуратно обсаженным поворотным кругам Сёдзо догадался, что они уже в Осака. Трамвая здесь не было, по обеим сторонам шоссе тянулись ровные ряды платанов. Их пожелтевшие густые кроны отражались в мокром, блестящем асфальте, словно в реке, и казалось, что машина мчится не по шоссе, а по водной глади. Вскоре действительно показалась рёка, огибавшая подножие склона, по ней сразу стало видно, что ливень был сильный. Издалека доносились глухие раскаты грома — совсем не по сезону. Сплошные, низко нависшие тучи местами начинали расползаться, как пенка на кипящем молоке, и между ними виднелись голубые чешуйки неба.

— Вы, наверно, проголодались, Сёдзо-сан? Я тоже безумно хочу есть... Накрывайте на стол побыстрее!—приказала Тацуэ служанкам, как только они с Сёдзо вошли в дом, и, заявив, что идет переодеться, поднялась по лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.

Удобно усевшись на софе, Сёдзо в ожидании хозяйки рассматривал убранство гостиной. Здесь все соответствовало вкусам Тацуэ, и ему казалось, будто он уже бывал в этом доме. Даже служанки, встретившие их в вестибюле, были те самые, которых он привык видеть в доме Таруми.

И то, как они нараспев, в стиле госпожи Кимико сказали: «здравствуйте»,— было ему знакомо и привычно.

— Я вижу, ты привела с собой целый отряд из дому,— улыбаясь, сказал Сёдзо, когда они с Тацуэ перешли в столовую и сели за стол.

— Не сразу,— ответила она.

Когда молодые после свадебного путешествия, прибыли в этот дом, их встретила старая няня, которая пестовала Кунихико в детстве. Пока они путешествовали, она присматривала за домом и теперь осталась у них жить. Но вскоре старуха попыталась играть роль свекрови, и, хотя вела себя как будто почтительно, Тацуэ это не понравилось,