первую очередь Герман Мюллер и Отто Браун, слишком хорошо знали, что они не могут допустить эскалации конфликта с правительством вплоть до тотальной конфронтации. Ведь до тех пор, пока социал-демократы в Пруссии отправляли власть совместно с Партией Центра, у канцлера-католика было действенное средство оказать давление на самую многочисленную из немецких партий: он в любой момент мог задействовать угрозу роспуска «другой» берлинской коалиции. В какой мере Брюнинг мог в будущем прибегнуть к этому средству, теперь полностью зависело от исходов очередных выборов в рейхстаг{412}.

Правительство Брюнинга с удивительной невозмутимостью отнеслось к подготовке к выборам 14 сентября. То обстоятельство, что во время выборов в саксонский ландтаг 22 июня 1930 г. национал-социалисты увеличили количество своих мандатов с 5 до 14, став тем самым второй по силе партией после СДПГ, канцлер и министры отнюдь не восприняли как судьбоносные «мене, текел, фарес». В большей степени Брюнинг делал ставку на то, что ему удастся убедить большинство немецких избирателей в эффективности его «деловой» политики. Кроме этого, на первые месяцы его правления наряду с жесткими мерами экономии пришелся большой внешнеполитический успех, который однако следовало отнести еще на счет Большой коалиции: в соответствии с договоренностями, достигнутыми в Гааге в августе 1929 г., 30 июня 1930 г. была завершена досрочная эвакуация последней зоны оккупированной Рейнской области. Рейхспрезидент и правительство отметили это событие воззванием, вызвавшим недовольство в Париже: речь в нем шла о страданиях рейнского населения и произволе чужаков, но ни одним словом не было упомянуто, что без доброжелательной позиции, занятой Францией, эвакуация последовала бы только в 1935 г.

Помпезный тон официального немецкого заявления хорошо вписывался в подчеркнуто национальный облик, который Брюнинг стремился придать немецкой внешней политике. Персональное изменение во главе министерства иностранных дел наглядно подчеркнули коррекцию курса политики вправо: в начале июня многолетний статс-секретарь МИДа и один из ближайших соратников Штреземана Карл фон Шуберт был фактически отправлен в ссылку послом в Рим. Его место занял куда как более «решительный» Бернгард Вильгельм фон Бюлов. Блестящий юрист, племянник рейхсканцлера 1900–1909 гг., он как никто другой воплощал в себе традиции МИДа вильгельмианской Германии. Благодаря этому он пришелся по сердцу Брюнингу, который в качестве рейхсканцлера оказывал на внешнюю политику гораздо больше влияния, чем большинство его предшественников.

Германо-французские отношения в июле 1930 г. были омрачены не только немецкими комментариями в отношении эвакуации Рейнской области. В это же время немецкое правительство прервало переговоры о договорном разрешении проблемы Саара, несмотря на позитивные сигналы, исходившие из Парижа. Немного позднее, 8 июля, кабинет Брюнинга ответил категорическим отказом на проект создания европейского союза государств, предложенный 17 мая 1930 г. французским министром иностранных дел Брианом. Брюнинг сам настаивал на ответе, согласно которому французскому принципу статус-кво была противопоставлена заинтересованность Германии в установлении «справедливого и прочного порядка в Европе, в рамках которого Германия могла бы рассчитывать на достаточное естественное жизненное пространство». Для того чтобы достичь желаемого внутриполитического эффекта, правительство Германии приняло решение придать ответу Бриану «возможно более популярное звучание»{413}.

В отношении Восточной Европы кабинет Брюнинга также продемонстрировал возросшую самоуверенность. В первую очередь в этом на своем опыте убедилась Польша: торговый договор между двумя странами, подписанный в марте 1930 г. правительством Мюллера после многолетних, вязких переговоров, натолкнулся в новом кабинете на сопротивление министра сельского хозяйства Шиле. Как и в прежние годы пунктом договора, против которого выступало немецкое сельское хозяйство, была договоренность об импорте дешевых свиней из Польши. Шиле добился переноса ратификации на более поздний срок, и договор в итоге стал жертвой роспуска рейхстага. В условиях усиления правых экстремистских сил в результате сентябрьских выборов в рейхстаг правительство Брюнинга не сочло более целесообразным предлагать закон на ратификацию рейхстага.

То, что правительство Брюнинга заявляло и делало в области международных отношений, существенно отличалось по форме и содержанию от внешней политики Большой коалиции, от политики всех правительств, в которые Штреземан входил в качестве министра иностранных дел. Однако стоит отметить, что уже Мюллер в сентябре 1928 г. в связи с обсуждением вопроса о разоружении взял в своих выступлениях подчеркнуто более национальный тон, чем это было свойственно для немецких правительств «эры Локарно». В конце февраля 1930 г., за несколько недель до падения правительства, канцлер — социал-демократ даже выразил согласие, памятуя о пангерманских традициях СДПГ, на рассмотрение возможности осуществления щекотливого проекта немецко-австрийского таможенного союза, инициатором которого выступал министр иностранных дел Куртиус.

Тем не менее пока социал-демократы оставались в правительстве рейха, немецкий ревизионизм существовал в приглушенном состоянии, поскольку его ограничивала «политика взаимопонимания», бывшая стержнем немецкой внешней политики в 1920-е гг. И только после краха Большой коалиции на поверхность политической жизни смогли вырваться силы, которые стремились в атакующем ключе разрушить версальскую систему и противопоставить всем представлениям о «Пан-Европе» идею, казавшуюся им более реальной: «Центральная Европа», в которой Германия доминирует экономически и политически{414}.

Смена курса немецкой внешней политики была также обусловлена подвижкой вправо буржуазного политического центра, начавшейся задолго до 1930 г., но существенно ускорившейся с концом Большой коалиции. Партия католического Центра уже в декабре 1928 г., избрав Л. Кааса своим председателем, наглядно продемонстрировала движение партии вправо. После того как пост канцлера перешел к Брюнингу, партия безоговорочно поддерживала политику главы правительства в целом и вытеснение рейхстага из политической жизни — в особенности. 29 июля 1930 г. в своем выступлении на совещании руководства партии Каас подчеркнул, что Центр не хочет свергать демократию, но стремится сохранить ее, не хочет уничтожать парламентаризм, а лишь облагородить и дисциплинировать его. Гораздо более внятным было предупреждение, адресованное трирским прелатом социал-демократии: в случае, если СДПГ еще раз проголосует вместе с ДНФП против Брюнинга, как это имело место 18 июля 1930 г., Каас угрожал расторжением межпартийной коалиции в Пруссии.

Другая классическая центристская партия, ДДП, уже во времена Большой коалиции также начала вносить поправки в свой курс, направляя его все правее и приближаясь к ДФП. Сигналом к этому стало тяжелое поражение партии во время выборов 1928 г.: политический либерализм едва ли имел в то время сторонников среди электората. Ремесленники и мелкие торговцы, выступавшие в 1919 г. главной опорой левых либералов, в большом числе перешли в 1920 г. в ряды ДФП, в 1924 г. — ДНФП и в 1928 г. — в ряды Экономической партии. Либералы мало что смогли противопоставить страху ремесленного среднего сословия оказаться раздавленным между крупным капиталом и марксистским рабочим движением. Вследствие этого руководство ДДП скорее было готово отказаться от некоторых либеральных принципов, таких как свобода предпринимательства, чем вновь столкнуться с потерей голосов избирателей. В апреле 1930 г. демократы даже согласились