Император поднял бледное, с обеспокоенным тиком лицо, взглянул вначале на принца Такеда, потом на генерала Умедзу.

— Каково последнее сообщение генерала Ямада? — спросил он.

— Войска Квантунской армии отведены на тыловую линию укреплений, — после длительного замешательства доложил Умедзу. — В связи с быстрым продвижением русских бактериологическое оружие применить не удалось, и войсковые филиалы генерала Исии на основных стратегических направлениях взорваны…

— Неправда! — выкрикнул военный министр. — Я не санкционировал этого решения.

— Но вы и не отменили его, хотя генерал Ямада и запрашивал вас по прямому проводу, — вмешался в разговор принц Такеда. — Обстановка, в Маньчжурии исключает длительные размышления и принудила главнокомандующего Квантунской армией санкционировать его без вас…

Закрыв глаза, император долго молчал. Сообщение генерала Умедзу очень обеспокоило его и даже испугало.

— Я согласен с мнением премьер-министра, — наконец проговорил он. — Мои предки и я всегда стремились выдвинуть на первый план заботу о благе наших верноподданных. Дальнейшее продолжение войны бессмысленно, — тихо заключил он. — Оглядываясь на то, что сделано до сих пор нашими военными властями, мы не можем не заметить, что их действия далеко отстают от составленных ими же планов. Я не думаю, что это несоответствие будет устранено в будущем… — и, — обратившись к барону Судзуки, приказал: — Запросите союзные правительства: не повлияет ли принятие империей условий мира на ее государственный строй?

— Император высказал свое мнение! — сейчас же поспешил заключить барон Судзуки, давая понять, что совещание окончено.

* * *

Двумя часами позже министр иностранных дел генерал Того посетил советского посла.

— Господин посол, — после обмена обязательными любезностями учтиво заговорил министр, — имею честь сообщить вашему превосходительству, что японское правительство готово принять условия Декларации от 26 июля сего года, к которой присоединилось советское правительство. Японское правительство понимает, что Декларация не содержит требований, ущемляющих прерогативы императора, как суверенного правителя Японии. Японское правительство просит определенного уведомления по этому поводу…

9

Еще утром, когда войска пересекали границу на фронте в четыре тысячи километров, маршал Василевский почувствовал предельную напряженность Она была вызвана отнюдь не сомнениями в конечном успехе, а выжиданием ответного маневра барона Ямада. Командующий Квантунской армией, казалось, не спешил начинать решительные действия. Его войска стойко оборонялись на занимаемых рубежах или уходили мелкими подразделениями в непроходимую тайгу, горы, болота и продолжали сопротивление. В этом промедлении могли заключаться в равной степени и простой просчет и сложная военная хитрость.

Маршал выдвигал Десятки предположений, сопоставлял с обстановкой на фронте и сейчас же отбрасывал их. Василевский знал потенциальные возможности Квантунской армии, но не мог предугадать, в какой степени генералу Ямада и его штабу удастся в создавшейся обстановке использовать их. Не полководческие навыки Квантунского генералитета, а его оперативная изощренность оставались загадкой для маршала: удастся ли японскому командованию раскрыть замысел операции и противопоставить ему ответный маневр? И в чем его секрет?

В германской тактике для Василевского не осталось лабиринтов. В последнее время маршал командовал Третьим Белорусским фронтом и только после разгрома немцев в Восточной Пруссии его войска были выведены в резерв Ставки Верховного Главнокомандования, а он получил возможность выехать на Дальний Восток. За два месяца он ознакомился с театром военных действий, численностью и группировкой Квантунской армии, их плацдармом, укреплениями, стратегическими коммуникациями и резервами, но оперативное искусство японского генералитета оставалось для него пока нераскрытым. Не вносили ясности и операции, проведенные империей против англо-американских войск на Тихом океане, хотя были удачны и принесли ей несомненный успех. Эти операции строились на несколько устаревшей тактике десантных войск, которая не применима в Маньчжурии.

Главнокомандующий остановился у стола и снова склонился над картой. Обхватив седеющую голову руками, он тяжело задумался.

— Что же ты замышляешь, барон Ямада? — вполголоса проговорил он, скользя взглядом по изломанной линии фронта.

Из Забайкалья выставилось несколько длинных красных стрел к Чанчуню: подвижные соединения маршала Малиновского продвинулись в глубь Маньчжурии уже на сто двадцать километров. «Если и завтра будут продвигаться с таким темпом, то тылы останутся далеко позади, — подумал маршал. — Нужно добавить Родиону Яковлевичу транспортной авиации. Пусть подвозит горючее, воду и продовольствие танкистам по воздуху».

В Приморье выдвинулись пока коротенькие стрелы навстречу Забайкальским. Войска маршала Мерецкова преодолели Хутоусский и Мишаньский укрепленные районы и отбросили противника на двадцать километров. Второй Дальневосточный фронт генерала Пуркаева, поддерживаемый кораблями Амурской флотилии, форсировал реки Амур и Уссури.

Но в тылу войск остались действующие, хотя и блокированные, укрепленные районы с крупными гарнизонами. «При малейшем замедлении темпа операции они могут перейти от пассивной обороны к активным действиям и стать очень опасными…»

Размышления главнокомандующего прервал уполномоченный Комитета Обороны.

— Простите, Александр Михайлович, я не помешал вам? — извинился он, входя в кабинет.

— Нет, нет! Наоборот! — поднялся ему навстречу маршал.

— Наоборот тоже не может быть, — пошутил уполномоченный. — Я зашел проститься. Через час вылетаю в Москву. Новость хочу сообщить. Я из крайкома. Связывался с Москвой. Японское правительство заявило о готовности капитулировать, но при условии сохранения прерогатив их монарха. Согласованный ответ союзников: капитуляция без всяких условий.

— Правильно! — подтвердил Главнокомандующий. — Они уже на полпути к благоразумию, которое им предлагали миром.

— Вам начальник Генштаба передал: при отказе от безусловной капитуляции Тихоокеанскому флоту быть в готовности к переброске и поддержке десантов в собственно Японию.

— Слушаюсь!

— И еще новость, — сказал уполномоченный. — Американцы сбросили вторую атомную бомбу на Нагасаки.

— Это ни к чему! — недовольно заметил Главнокомандующий. — Зачем истреблять мирное население и разрушать города? Аграрный городишко на краю страны, никакого военного значения не имеет. Какая цель?

— Военная, авантюристическая, Александр Михайлович! — отозвался уполномоченный. — Предостеречь на будущее кое-кого. Как на фронтах?

— Операция развертывается успешно. Квантунские войска, хотя и оказывают упорное сопротивление, отброшены по всему фронту.

«Чего ж он недоволен?» — подумал уполномоченный и вслух:

— У вас есть сомнения?

— Меня беспокоит бездействие командования Квантунских войск, — после долгого молчания признался маршал. — Армии барона Ямада, кажется, действуют непланомерно, а огрызаются, отбиваются, чего-то выжидая. — Главнокомандующий в раздумье заходил по кабинету. — Растерянность не свойственна барону. Значит, он замышляет какую-то крепкую хитрость. Какую? — остановился он, взглянув на уполномоченного. — Он может применить азбучную тактику: до подхода и перегруппировки стратегических резервов перейти к активной, подвижной обороне. Резервы могут подойти из Японии в Корею только через порты Юки, Расин, Сейсин. Оттуда к фронту только через Чанчунь, Гирин, Муданьцзян. Для этого необходимо до двух суток.

— Значит, нужно не позволить подойти резервам, — заметил уполномоченный. — И не позволять японским войскам закрепляться на промежуточных рубежах; занимать их вместе с ними: авиационными, танковыми десантами…

— Нужна стремительность, в два-три раза выше