супа, – сказал он. – Если дадите, я завтра вернусь на работу». У Лебедевой еды не было, но она ему налила банку горячей воды, и рабочий залпом выпил, словно не сознавая, что это всего лишь вода. «Спасибо за суп, Лебедева, – сказал он, – пойду теперь в цех, приступлю к работе».

Риск, на который пошел Жданов, себя не оправдал, и Ленинград невероятно приблизился к полной катастрофе. 29 декабря Военный совет собрался на чрезвычайное заседание. Накануне по ледовой дороге было доставлено всего 622 тонны грузов, из которых продовольствие составило 462,2 тонны, почти половину необходимого минимума. К ужасу Жданова, генерала Хозина, Кузнецова и Павлова, 29 декабря количество доставленных грузов снизилось до 602 тонн, из них продовольствия всего 431,9 тонны.

Дорога жизни могла, видимо, стать дорогой смерти.

1 января, на 123-й день блокады, на таблицах, известных только Жданову, Кузнецову, Хозину, Павлову и трем другим руководителям, приведены были данные угрожающие, они показывали, что запасы кончились. Оставалось: 980 тонн муки, 3 тонны зерна, 82 тонны соевой муки, 334 тонны крупы и макарон, 624 тонны мяса и колбасы, 24 тонны рыбы, 16 тонн масла, 18 тонн растительного масла, 102 тонны жира и 33,7 тонны сахара.

Значит, муки менее чем на два дня. Ленинград никогда еще не был так близок к голодной смерти.

Начинались дни, о которых Кузнецов потом сказал: «Было время, когда мы никому не давали хлеба; не потому, что не хотели, а потому, что не было».

В эти именно дни Федор Сапожников, который был водителем грузовика на Ладожской ледовой дороге, человек старательный и невезучий, опять с опозданием доставил муку, он почти каждый день опаздывал. Когда он вернулся в свой барак, то обнаружил, что на доске объявлений вывешено обращение:

«Шофер Сапожников! Вчера из-за тебя 5000 ленинградских женщин и детей не получили хлеба»[172].

И это действительно так. Запас был настолько скуден, что запоздает один грузовик – и в напрасном ожидании у хлебных магазинов тысячи ленинградцев и умирают многие.

Ледовая дорога не справлялась, в сущности, она почти потерпела неудачу. А также и узкая одноколейка, Ириновская, связывавшая Ладогу с Ленинградом. Из-за интенсивности движения, нехватки топлива, плохого оборудования, недостаточного руководства, из-за слабости, болезней и смертей рабочих от холода и голода опять все медленней и медленней шла транспортировка. И к 1 января эта железнодорожная ветка была парализована, за день по ней не проходил ни один поезд.

Начальник дороги Колпаков начинал перевозки с 57 паровозами из имевшихся 252, из которых 27 – маневровые. К концу месяца бывали дни, когда работало не более 28 паровозов. Таким образом, он еженедельно использовал транспорт всего 92 часа, многие паровозы работали меньше трех часов в день. Рабочих у него становилось все меньше. С декабря 1941 до февраля 1942 года на больничном находилось 10 938 мужчин и женщин. Из них 2346 человек умерли, в том числе в январе – 1200. Городской совет послал 5000 жителей расчищать снежные завалы, чтобы дорога могла функционировать. Но лишь 400–500 были в силах прибыть на работу, многие настолько ослабели, что не могли поднять лопату. На эту железную дорогу фашистские бомбардировщики произвели 356 налетов и значительно повредили или вывели из строя сигнальное оборудование, стрелки, запасные пути, пункты выгрузки. Больше не было угля, замерз обслуживавший котлы водопровод. Машинистам приходилось киркой и ломом выковыривать из замерзшей земли угольную пыль. Много грязи было примешано к угольной пыли, и такое «топливо» использовали для разжигания котлов. В декабре 1 паровоз проходил в среднем расстояние в 30 километров.

Снова судьба Ленинграда висела на волоске. Снова Жданов принимал чрезвычайные меры. Начальника дороги сняли за беспорядок, за неспособность организовать работу. Вероятно, его расстреляли[173]. Железнодорожникам на 125 г увеличили норму хлеба, выдали из городских запасов последние тонны угля; в ближние леса на заготовку дров были направлены бригады лесорубов. Три секретаря райкома постоянно оказывали давление, но даже при всем этом в январе отправили только 219 вагонов – лишь часть того, что требовалось.

Не суждено было состояться новогоднему торжеству, которое Жданов обещал ленинградцам. Правда, некоторые шоферы доставили в Ленинград специальные подарки. Накануне Нового года шофер Максим Твердохлеб совершал свою третью за день поездку через Ладогу, обычный груз – 30 баррелей муки. В помещении, где шла погрузка, висело объявление: «Товарищи водители! Если вы привезете 100 кг муки сверх плана, тысячи ленинградцев смогут получить свой хлебный паек».

Твердохлеб попросил дать ему дополнительный груз, и ему выдали десять зарешеченных ящиков, его удивила их легкость, ведь он думал, что это боеприпасы. А затем он ощутил знакомый, но удивительный аромат: мандарины! Это был подарок ленинградским детям от Грузии.

Жданов принимал отчаянные меры. Во главе Ладожской дороги он поставил твердого руководителя генерал-майора А.М. Шилова, а его главным помощником назначил опытного армейского политработника И.В. Шикина, который до войны возглавлял партийную организацию на крупном Горьковском автозаводе. Им было приказано увеличить перевозки до 1200 тонн в день любыми возможными средствами. На ледовую дорогу направили также 700 комсомольцев, установили через каждые 200–300 метров контрольные посты, каждый километр пути охраняли зенитные батареи. Поручили 7-му авиационному корпусу и оставшимся истребителям Балтийского флота отражать удары фашистских штурмовиков. Пустили в эксплуатацию новую короткую дорогу, связавшую Тихвин, Волхов и Войбокало (1 января 1942 года в 5 часов утра).

Температура на ледовой дороге была от минус двадцати градусов до минус сорока, дул бесконечный северный ветер. Лед теперь был такой твердый, что тяжелые танки КВ-60 можно было по нему переправить в находившуюся в боевой готовности армию Федюнинского – их действительно переправляли. Но замерзали насмерть люди, и грузовики застревали.

5 января Жданов обратился с новым призывом к людям, обслуживавшим ледовую дорогу. Обращение было сформулировано весьма решительно. Дорога по-прежнему работает плохо – очень плохо, доставляя в Ленинград лишь треть грузов, необходимых, чтобы выжить при самом скудном уровне существования.

«Снабжение Ленинграда и фронта висит на волоске, – утверждал Жданов. – Население и войска переносят немыслимые лишения.

Быстро исправить положение, удовлетворить нужды Ленинграда и фронта – это все зависит от вас, работников автомобильной дороги, и только от вас».

Ничего другого ни Жданов, ни партия, ни ленинградское военное командование сделать не могли. Теперь все зависело от работников ледовой дороги.

Отупевшие, замерзшие, слабые, часто не в состоянии держаться на ногах, ленинградцы знали, что их жизнь висит на волоске. Но на каком тонком волоске – не знали. Они жили надеждой. Ее взлелеяло увеличение нормы хлеба 25 декабря, ее взлелеяла уверенность, что Мгу возьмут. Они