Шрифт:
Закладка:
Склады, откуда шла доставка, находились рядом, в Новой Ладоге. Перевозки через лес по изрытому колеями пути от Заборья не производились до 6 декабря, несмотря на все усилия крестьян и красноармейцев. Когда дорогу закончили, во многих местах она оказалась такой узкой, что не могли пройти грузовики. Транспортировка грузов со станции снабжения до ленинградской стороны озера требовала 10–20 дней. Грузовикам требовалось две недели, чтобы кружным путем добраться от Заборья в Новую Ладогу и назад, проходя в среднем 30–40 километров в день.
Жданов решил направить своего сподвижника, секретаря горкома Т.Ф. Штыкова, в Вологду: там находился контрольный пункт, через который осуществлялось снабжение Ладоги.
Штыков должен был ускорить доставку продовольствия. С этой целью 25 ноября он прибыл в Вологду. Вологодская партийная организация предусматривала отправку значительных запасов продовольствия в помощь Ленинграду, проблема была в том, как ускорить их поступление на станцию снабжения в Заборье и на подсобную базу около Подборовья.
Штыков доложил о сложившейся критической ситуации, и вологодские руководители постарались ускорить транспортировку. Железнодорожные перевозки затрудняло отсутствие топлива. Городских и сельских жителей отправили в лес рубить деревья, затем бревна подвозились к паровозам. Обычное железнодорожное сообщение через Вологду было прекращено, для того чтобы уступить дорогу поездам с продовольствием. Поездам этим установили специальные номера, причислили их к «серии 97». В тот миг, как прибывал поезд «97», чтобы запастись водой и топливом, железнодорожники бросали все дела и старались ускорить его продвижение.
В первые дни потеряли множество грузовиков. Немцы часто обстреливали дорогу из орудий, атаковали с бреющего полета. Особую опасность представлял собой «9-й километр», там во льду были трещины, а местами лед вдруг оказывался недостаточно твердым. Было потеряно столько грузовиков, что Жданов специально созвал заседание Военного совета и спросил Лагунова: «Не кажется ли вам, что мы потеряем весь транспорт и останемся без грузовиков?»
Лагунов ответил, что договорился с вице-адмиралом Ф.И. Крыловым и, как только лед затвердеет, затонувшие грузовики достанут со дна.
Еще большее количество грузовиков было потеряно на трудном пути через лес в Заборье. За три дня 350 грузовиков пришлось оставить из-за снежных заносов на участке Новая Ладога – Еремина Гора. Два транспортных отряда потеряли 94 грузовика, машины в основном скатывались под откос, ведь края склонов не были обозначены. В целом потеряли 1004 грузовика на ледовой дороге через Ладогу и на лесной трассе. Уход за машинами также был непростой задачей, одно время бездействовали 1300 грузовиков, ожидавших ремонта.
Когда лед затвердел, все больше трасс прокладывали через озеро, к середине зимы их было 60, общая их протяженность составляла почти 1500 километров.
Но в декабре ледовая дорога работала медленно, слишком медленно, это не соответствовало ни расчетам Жданова, ни нуждам Ленинграда.
Начиная с декабря дело несколько улучшилось, и вовсе не потому, что грузовики пошли быстрей или укрепился лед.
Улучшение было связано с возвращением Тихвина 9 декабря. В тот день в распоряжении Ленинграда имелся запас муки на 9—10 дней, сюда также входило все, что было на сохранившихся складах Новой Ладоги на восточном берегу озера. Хлеб, который давали Ленинграду, почти полностью изготавливался из «пищевой» целлюлозы, опилок и мельничной пыли. Такое питание не могло сохранить жизнь, и количество смертей возрастало с каждым днем. Ленинграду требовалось минимум 1000 тонн в день – и не только продовольствие, но и керосин, бензин, боеприпасы.
Даже если бы дорога, проходившая через Заборье, работала с максимальной эффективностью, можно было бы рассчитывать на 600–700 тонн, не более.
Но возвращение Тихвина все изменило.
«Без преувеличения можно сказать, – пишет Дмитрий Павлов с характерной для него сдержанностью, – что поражение немецко-фашистских войск под Тихвином и возвращение Северной железной дороги до станции Мга спасло от голодной смерти тысячи людей».
Это восстановило движение по железной дороге Тихвин – Волхов и связь с Новой Ладогой, а также к концу декабря дорогу на Войбокало. К 25 декабря опасная, трудная, мучительная транспортировка из Заборья прекратилась[170].
Помогло еще и то, что для перевозок через Ладогу стали использовать полуторатонный грузовик ГАЗ-АА и вскоре трехтонный ЗИС-5. Эти грузовики могли ездить по льду со скоростью 30, 48 и даже 64 километра в час, они на час с небольшим сократили время транспортировки, меньше находились под орудийным огнем, и закаленные водители совершали по 2–3 поездки в день.
На льду созданы были вспомогательные службы – первоклассные станции, пропускные пункты, ремонтные мастерские, отряды по расчистке снега, мостовики (устанавливавшие деревянные переезды там, где были слабый лед или полыньи). Вскоре на ледовой трассе работало 19 тысяч человек.
Жданов и Кузнецов лично приезжали сюда в поисках средств ускорения перевозок, установили нормы (2,4 тонны в день для грузовиков ГАЗ-АА), ввели премиальную систему, реорганизовали управление системой снабжения и сумели увеличить доставку до 700 тонн к 22 декабря и до 800 тонн к 23 декабря.
Но это крохотное улучшение наступило слишком поздно. Смерть шествовала по ленинградским улицам. В центральном Куйбышевском районе комитет партии бился над задачей беспрецедентной – как организовать вывоз трупов из местной больницы на кладбище. Трупы сотнями скапливались во дворах.
У секретаря горкома Кузнецова однажды был неприятный разговор в Смольном с генерал-майором П.А. Зайцевым. Зайцев жаловался, что из-за отсутствия достаточной поддержки он за три дня боев потерял 800 человек. Но Кузнецов мрачно заметил: «Как вы думаете, для чего мы забираем с фронта саперов? Чтобы взрывать динамитом братские могилы и хоронить гражданское население».
В декабре умерло 53 тысячи человек, столько же, сколько за весь 1940 год. Это в 5 раз больше, чем в ноябре, когда, по неполным, конечно, данным, умерло 11 085 человек. Члены партии брели, шатаясь от слабости, в райкомы, клали на стол свои партбилеты и уходили, тихо произнося: «Завтра я умру…»
Однажды Жданов вызвал генерала Михаила Духанова, получив сообщение об опасной вспышке дизентерии среди ребят в школе-интернате. С подозрительностью, свойственной советским бюрократам, он полагал, что администрация школы, возможно, ворует, лишая детей еды.
Духанов, едва только рассвело, явился в школу, надеясь поймать воров с поличным. Он проследил за получением продуктов со склада, поступлением их на кухню и приготовлением еды, проверил
