Они слышали, как Мерецков сказал: «Я прекрасно понимаю положение защитников Ленинграда. Но нам тоже нелегко. В Тихвине появилась новая немецкая дивизия, 61-я пехотная. У врага по-прежнему большой перевес в численности».

Затем кто-то сказал: «Подождите минуту!»

Мерецков молчал, нервно потирая высокий выпуклый лоб. Всем стало ясно, что предстоит разговор со Сталиным. Члены Военного совета замерли на своих местах.

Мерецков ничего больше не пытался объяснять, лишь слушал, время от времени повторяя: «Понятно… Я приму меры… Будет сделано».

Разговор был коротким. Повесив трубку, Мерецков опять провел рукой по лбу, затем молча подошел к карте, долго стоял у нее, наконец повернулся к членам совета с невеселой улыбкой на лице.

– Такие дела, – произнес он, – а вы обижаетесь, когда я вас распекаю!

Он молча походил по комнате и наконец сказал:

– В течение ближайшего часа едем к войскам. Едем все.

Сталин не шутил. Через три дня он прислал особую комиссию в штаб Мерецкова. Ее возглавлял ужаснейший бандит из НКВД, помощник Берии Г.И. Кулик[167]. Многие советские военные утверждали, что, командуя в сентябре 54-й армией, он проявил невежество и трусость и это сыграло важную роль в трагедии Ленинграда. Генерал Воронов, например, всю вину за то, что Ленинград попал в окружение, возлагает на Кулика. Но Кулик по-прежнему пользовался доверием Сталина и Берии, а теперь его послали контролировать планы Тихвинского наступления.

Кулик по очереди подверг перекрестному допросу каждого из командиров Мерецкова. О подготовке артиллерии говорил Дегтярев, который отметил, что у немцев нет недостатка в боеприпасах, но признал, что по количеству орудий 4-я армия превосходит немцев.

Кулик свирепо накинулся на него: «Почему же вы с таким превосходством в артиллерии не расчистили путь до Тихвина для пехоты?»

Дегтярев пытался объяснить, что у него лишь 5–6 орудий на километр фронта.

«Сидите у себя в штабе и не знаете, что делается в войсках! – орал Кулик. – Вас давно надо было расстрелять. Из-за вас потеряли Тихвин».

«Трудно сказать, чем это могло для меня кончиться», – вспоминал потом Дегтярев. Его защитил Мерецков, и Кулик в конце концов угомонился, бормоча угрозы.

Утром 5 декабря Мерецков перешел в наступление, за каждым его шагом наблюдал Кулик.

В заключение произошел еще один неприятный разговор. Мерецков и Кулик пытались запросить у Москвы дополнительные боеприпасы. Но как раз в это время начиналось наступление, которое должно было отогнать Гитлера от столицы и нанести ему первое серьезное поражение. Поэтому из Москвы ответили, что все, какие имеются снаряды, нужны ей самой.

К счастью, войска Мерецкова отчаянно рвались вперед через снежные заносы глубиной 1,5–2 метра, при температуре 20–30 градусов ниже нуля. День за днем они приближались к Тихвину. Мерецкова поддерживали 54-я армия Федюнинского, наступавшая с севера, с помощью 60-тонных танков КВ, которые, словно чудом, были доставлены по льду Ладожского озера. Чтобы уменьшить их вес, приходилось демонтировать орудийные башни[168].

Странный случай произошел в период последнего наступления. Немцы объявили по радио, что генерал Федюнинский покончил жизнь самоубийством. Жданов позвонил ему по телефону и пожелал долгих лет жизни, а на следующий день по телефону ВЧ позвонила жена из Свердловска, ничего не знавшая про слухи о самоубийстве мужа, она была рада возможности с ним поговорить.

8 декабря 4-я армия Мерецкова ворвалась в Тихвин, и к 9 декабря город снова был прочно занят советскими войсками. Немцы пробыли там ровно месяц.

Возвращение города на 70-й день блокады явилось первым реальным признаком того, что фронт вокруг Ленинграда удержать возможно, что не удастся сомкнуть второе кольцо вокруг Северной столицы, что не сбудется мечта нацистов прорваться на восток к Вологде и отрезать Москву от Америки.

Это совпало с гитлеровской директивой № 59, которую он подписал 8 декабря. Группе армий «Север» предписывалось усилить контроль за железной дорогой и шоссе, ведущими от Тихвина и Волхова на Колчаново, с целью обеспечить возможность соединения с финнами в Карелии.

Тихвин – это настоящая победа. Но никто не знал наверняка, спасет ли это Ленинград и миллионы ленинградцев. Новая жизнь начиналась для них, новый мир, где скелетоподобные тени погибают от голода, а вокруг ни тепла, ни света, ни транспорта.

9 декабря остановились все ленинградские трамваи, продолжали действовать лишь несколько линий, по которым перевозили боеприпасы. А 90 трамвайных вагонов на 8 остальных маршрутах остановились. Отныне ленинградцы будут ходить пешком. По ледяным, занесенным снегом улицам – слабыми, усталыми шагами. «В городе почти нет электричества, – писал в своем дневнике 2 декабря директор Северного кабельного завода А.К. Козловский. – Сегодня и на заводе нет электричества».

Павел Лукницкий вернулся в Ленинград с фронта ночью 8 декабря. 11 декабря в 11 часов 30 минут вечера он сел за стол и написал в дневнике:

«Темная ночь. В этой комнате, как и во всех других в этом доме на улице Щорса, как почти во всех домах Ленинграда, – мороз и полная тьма. Да… Тихвин освобожден в самый критический момент. Вчера вечером объявили об «изменении трамвайных маршрутов». Но почти все трамваи перестали ходить. Сегодня «Ленинградская правда» вышла на двух страницах вместо четырех. Много новых разрушений. На улицах снежные сугробы. Люди с изможденными лицами бредут медленно – словно темные тени на улицах. И все больше гробов, грубо сколоченных гробов, их тащат на санках, оступаясь и скользя, ослабевшие родные. Хуже всего тьма… и голод, и холод, и тьма…»

Ленинград одержал еще одну победу. Но выживет ли он?

Фашисты считают, что не выживет. Генерал-полковник Гальдер, летописец вермахта, записывал 13 декабря: «После того как все попытки противника уничтожить наш плацдарм на Неве оказались безуспешными, командующий армейской группой полагает, что можно подождать: весь Ленинград – накануне голодной смерти».

Дорога жизни

Вечером 19 ноября капитан Михаил Муров и его транспортный отряд работали на Пулковских высотах на Ленинградском оборонительном рубеже, устанавливая новую колючую проволоку на подступах к досам.

В ноябре в Ленинграде ночь наступает в 3 часа дня. Солнце уже давно зашло, когда Муров получил приказ немедленно прибыть к Ленинградской товарной станции для перевозки грузов в неизвестном направлении. Его это удивило – какие могут быть переезды в условиях блокады; но пришлось поехать в Ленинград с отрядом, состоящим в основном из ополченцев. Тем, у кого в городе были семьи, он разрешил на минутку забежать домой по пути на станцию.

Отряд шагал по холодным, продуваемым ветром улицам. Кругом почти ни души.