Шрифт:
Закладка:
Дойдя почти до середины пути, отряд впервые встретил незамерзшую воду. Осторожно повернули на север, стали продвигаться по ледяному полю, наполовину погруженному в воду, наконец вышли снова на твердый лед. Один из участников перехода, Н.И. Астахов, провалился под лед, но его спасли. Часы тянулись медленно. Люди продвигались по льду осторожно, не спеша. А на берегу майор А.С. Можаев, волнуясь, ждал от них сообщений. Наконец позвонили из Смольного: обещано доложить к 6 вечера о результатах ледовой разведки, где же доклад? Майор Можаев угрюмо ответил, что сам ждет сообщений.
Далеко за полночь группа добралась до Кобоны, лишь в 4 часа утра Можаев смог доложить в Смольный Жданову, что получил от Соколова сообщение: группа, свернув на север, долгим обходным путем вышла к Кобоне. И Можаев с уверенностью сказал, что дорогу можно открывать.
Он больше не мог ждать, сел верхом на серую лошадь, поехал через лед по вехам, установленным проходившей здесь группой, и через 4 часа оказался в Кобоне, к удивлению своих разведчиков. Теперь толщина льда составляла уже 12,5—25 сантиметров, а огромная полынья быстро затягивалась. Температура снизилась примерно до 8° ниже нуля.
19-го генерал Лагунов сам прибыл в Коккорево. В качестве проводника он взял с собой одного из местных рыбаков и поехал через лед на легковой машине М-1 по трассе, обозначенной флажками. Автомобиль не был оборудован для поездки по льду, скользили колеса, пришлось ехать медленно, внимательно обходя трещины и борозды. Но к концу дня он вернулся в Ленинград и доложил Жданову, что через несколько дней можно начать регулярные перевозки. В тот же вечер, после резкой полемики между Лагуновым и Ждановым, Ленинградский военный совет утвердил решение о том, чтобы дорогу открыть немедленно.
Именно за этим решением последовал приказ о переводе капитана Мурова и его бойцов с Пулковских высот на берега Ладоги. Там, около покрытого льдом озера, Муров с некоторым недоверием оглядел свою команду. Половина бойцов никогда прежде не имела опыта обращения с лошадьми, среди них были ученые, даже артисты. А лошади! Кожа да кости, такие слабые, что еле могли тянуть пустые сани. У Мурова была единственная надежда: может быть, на другой стороне озера найдется овес или сено? Вот только уверенности в том, что лошади туда доберутся, конечно, не было. Многие из них не были на зиму подкованы; к счастью, в санях нашелся ящик с подковами, и некоторых лошадей все же подковали.
Когда караван уже собрался в путь, к Мурову подошел командир, видимо политработник, и сообщил, что норма в Ленинграде опять снижена. В тот день, 20 ноября, дневную норму для рабочих снизили до 250 г, для всех остальных – до 125 г. Норму для фронтовиков сократили с 800 до 600 г хлеба еще 8 ноября. Теперь снова сократили до 500 г. Остальным военным выдавали по 300 г, около половины буханки.
«Продовольствия в городе осталось на два дня, – сказал комиссар. – Больше нет ничего. Конечно, лед еще очень тонкий, некрепкий. Но невозможно ждать! Дорог каждый час».
И через несколько минут отряд тронулся вперед по сероватому льду. Было 350 возчиков, расстояние между санями 30–35 метров, колонна растянулась километров на восемь. Возле берега стоял генерал Лагунов, наблюдая за выходом колонны. Он сказал Мурову, что люди слишком легко одеты. Действительно, температура нулевая, а у людей даже нет зимних ватников. Но колонна двинулась в путь, во главе ее – Соколов на худой, но шустрой белой лошади. Расстилалось вокруг тоскливое, бесконечное озеро, лошади вскоре покрылись изморозью.
Колонна упорно продвигалась до 9-го километра, где была широкая расселина. Разведчики вели поиск в течение часа и наконец направили сани на юг. Временами под ногами лошадей образовывались трещины. Солнце, так и не поднявшееся высоко, снова стало опускаться за горизонт, когда колонна подошла к острову Зеленец, где был объявлен двухчасовой привал. Выдали по 800 г хлеба – почти недельную норму рядового ленинградца – и чай с сахаром. Но не было фуража. Некоторые возчики своим хлебом делились с лошадьми. К середине вечера достигли Кобоны. Там, пока в сани грузили муку и пищевые концентраты, возчикам дали паек, в него входили галеты, сахар, макароны и хлопковый жмых. Но для лошадей опять ничего. Муров был в отчаянии, это могло иметь роковые последствия. Он не мог надеяться, что лошади выдержат путь назад, 30–50 километров по льду с нагруженными санями.
Он вспомнил способ, который использовали кавалеристы во время Гражданской войны: соскоблил снег, а под ним обнаружилась прошлогодняя трава – корм для лошадей. Многие возчики отдали также лошадям хлопковый жмых.
Рано утром, еще до рассвета, колонна вышла на ленинградскую сторону озера. Первые скудные тонны продовольствия прибыли по ледовой дороге в Ленинград. Открыто военное автомобильное шоссе № 101 – Дорога жизни! На 83-й день блокады.
Несколько дней основным транспортом на этой дороге были лошади с санями. Лед в некоторых местах имел толщину всего 17,5—20 сантиметров. Генерал Лагунов собрал около 1100 лошадей и саней, но на первых порах ограничил вес грузов – от 80 до 100 килограммов. Если сравнивать с тем, что требовалось Ленинграду, это – капля в море.
22 ноября ночью на западный берег прибыла первая колонна грузовиков, 60 в общей сложности, во главе с майором В.А. Порчуновым. 23-го доставили в Ленинград 33 тонны муки. На следующий день лишь 19 тонн. Порчунов потерял во время первого перехода полуторатонный грузовик вместе с шофером. А многие машины везли в первый день бензин, керосин, чтобы уменьшить страшную нехватку топлива в Ленинграде.
Но хотя ледовая дорога уже существовала, немедленно спасти от голода Ленинград она не могла. 25 ноября Ленинград получил 70 тонн продовольствия, 26 ноября – 154, 27 ноября – 126, 28 ноября – 196 и 29 ноября
