— Слыхали, что с трактористом-то?

— А что?

Вышел отец Павел к церкви, а по дороге пьяный тракторист едет:

— Эх, я вам сейчас башенку-то сверну!

Башня угловая — в церковной ограде. Отец Павел ему отвечает:

— Не успеешь ты мне башенку свернуть, тебя самого трактор задавит.

Через три дня того тракториста трактор и задавил.

Но чем больше сиял вокруг Троицкого храма ореол благодатной славы его настоятеля, тем более с настороженной неприязнью поглядывали некоторые из окрестных жителей на его сверкающие купола. Один за другим шли доносы в епархиальное управление: собирали подписи под общественными письмами, что отец Павел разворовал все иконы из храма, что он стар и слеп и служить не может, чтобы дали нового священника.

«К моей Татьяне приходили, — вспоминает один из жителей, — просили поставить свою подпись. Там было написано, что отец Павел даже причастие мимо рта проносит».

Конечно, всё это было клеветой и злобой, разжигаемой от лукавого. Но батюшка очень скорбел душой.

— Хуже, чем в НКВД, — вырвалось у него однажды.

Конечно, даже тот следователь по фамилии Спасский, который бил его на допросах так, что один лишь зуб «живой остался», как выражался батюшка, кто он ему? — чужой человек, хоть и злой, и жестокий, но всё-таки действовал этот садист по долгу службы. А по какому долгу подписывают клеветнические письма эти «церковные люди», которых о. Павел исповедовал и причащал неоднократно, помогал молитвой, советом, добрым словом?

Ездила к батюшке одна женщина из Рыбинска, а потом оказалось, что она книги у него ворует и отвозит тому священнику, который написал донос на Павла Груздева в органы НКВД в 41-м году. Сколько всего у отца Павла разворовали, пользуясь его гостеприимством — кто знает… В храме Николая-чудотворца в Никольском скиту на Валааме изображена на стене картина — «Святитель Николай-чудотворец спасает от казни неповинных». Когда мы вошли в Никольский храм с духовной дочерью о. Павла, она, посмотрев на картину-фреску, неожиданно сказала:

— У меня такая же точь-в-точь картина святителя Николая, мне отец Павел подарил: «На, — говорит, — возьми, пока не украли».

Батюшка и сам чувствовал свою физическую немощь и собирался уходить несколько раз. Заболеет он, лежит в постели, староста придет:

— Вставай, старик, иди служить! Нашей церкви доход нужен!

Духовные чада батюшки, чтобы ему было легче служить, писали для него молитвы крупными буквами, и потом эта от руки написанная служба лежала на аналое, хотя отец Павел, конечно, многие молитвы знал на память. Но все-таки не раз стремился он «освободить место», чтобы не было нареканий. Сохранились в его архиве два указа за подписью архиепископа Ярославского и Ростовского Платона с разницею буквально в четыре месяца.

От 15 июня 1986 года, который гласит:

«Архимандрит Павел (Груздев Павел Александрович) увольняется с должности настоятеля Троицкой церкви с. Верхне-Никульское Некоузского района Ярославской области, согласно прошения почисляется за штат по состоянию здоровья. С получением настоящего Указа Вам надлежит сдать справку о регистрации Уполномоченному Совета по делам религий при Совете Министров СССР по Ярославской области».

От 19 сентября 1986 года, прямо противоположный первому:

«Ради пользы Святой Церкви Вы назначаетесь на должность настоятеля храма Святой Троицы с. Верхне-Никульского… После получения регистрации у Уполномоченного Совета по делам религий… приступить к исполнению своих обязанностей».

И такая вот круговерть «увольняется — назначается» происходила неоднократно. А куда пойдешь? Однажды даже крест слетел с Троицкого храма, когда отец Павел собрался уходить.

«Объявил нам: «Я ухожу». Проповедь сказал такую чудаковатую, — вспоминает батюшкин духовный сын. — А ночью крест с одного купола пропал. Утром отец Павел стоит в дверях сторожки:

— Юрка, я собрался уходить, а ночью крест — аух! Крест улетел! Все бросились искать. Куда он упал? И в кустах, и везде вокруг глядели… Я взял бинокль, давай смотреть на крышу церкви. Нигде нет! В самом деле, куда он исчез? Отошел к магазину, глянул в бинокль, а крест среди куполов в расщелину упал, один край торчит».

«Такая страница не очень приятная была в его жизни, — рассказывает о батюшке тутаевский священник, — когда к нему был назначен настоятелем церкви отец Вячеслав. А батюшку уволили за штат. Это был 90–91 год. Отец Вячеслав по неопытности, видимо, вёл себя как хозяин, всё по-своему. Помню, батюшка сильно переживал…»

«Здесь одна фотография есть, — показывает мне фотоснимок батюшкин духовный сын из Тверской епархии. — Новый настоятель очень ревновал народ к отцу Павлу, не пускал батюшку в храм. Вот о. Павел сидит на ступеньках храма. Потом этого священника тоже убрали отсюда».

На пороге родной Троицкой церкви сидит отец Павел в стареньком подряснике, рядом с ним белая коза. Не видно ни печали, ни обиды на лице старца — доброе у него лицо, ласковое, будто хорошо ему здесь сидеть с этой козой… «Обидел ли кто тебя — огради крестным знамением грудь: вспомни, что происходило на кресте — и всё погаснет…» — записано в тетради о. Павла.

«Пожалей обижающего тебя, ибо он одержим лютым зверем — яростию, демоном неистовым — гневом…»

Отец Павел опасался, что его могут выгнать и из церковной сторожки, которая более тридцати лет была для него родным домом. Он прожил жизнь, прошел лагеря и готов, кажется, и к такому повороту событий: быть изгнанным на старости лет куда глаза глядят.

Отец Павел направляет запрос в юридическую консультацию, откуда ему приходит ответ следующего содержания:

«Груздеву Павлу Александровичу. На Ваш вопрос о выселении — нет таких оснований:

Во 1-х, нет решения Сельского Совета, что дом