«Ведь действительно, когда и первых христиан подвергали пыткам, не все же выдерживали такое, — рассказывает мой собеседник. — Без помощи Божией это невозможно. Но ведь они не осуждались за то, что предавали Христа — неимоверные пытки, и они отказывались. Но это им не вменялось в вину, потому что насилие. Не осуждались, но и венцов не зарабатывали. Так и здесь. Если хлеба лишают — думаю так, что это не в осуждение, но и не в заслугу. А если они добровольно отрекаются от Христа — тогда да, осуждаются».

Еще один удивительный пример того, как относился о. Павел к чужому труду, которым человек зарабатывает на хлеб насущный. Приехал один врач из Москвы:

— Батюшка, я могу оказать Вам самую современную медицинскую помощь — у Вас здоровье намного улучшится.

И достает какие-то приборы, электропровода, «еще что-то типа расческа массажная, только большая, — вспоминает батюшкин духовный сын. — Старец после службы, и вот сидит полчаса — тот ему присоединяет приборы к запястьям, к затылку. Потом, когда гости уехали, я спросил:

— Батюшка, а что, действительно помогает?

— Да ну! — махнул он в ответ рукой.

— А что же ты сидел?

— Надо же человеку чем-то на хлеб зарабатывать!

И вот он чуть ли не 40 минут терпел все эти датчики, как тот над ним издевался…»

И такая необыкновенная любовь была у батюшки, что иногда он поступал вопреки всем правилам. Разрешал даже — лежал как-то в Борковской больнице, и сосед его, молодой парень, по ночам тайком встречался со своей девчонкой, — так батюшка его ночью в окошко выпустит, а утром опять окно открывает, чтобы тот в палату залез. Казалось бы, нарушитель, а вот такая любовь.

А уж если с кем какое несчастье, батюшка утешит и поддержит как никто другой. «В 91-м году мы с племянницей приехали 14 февраля к батюшке, — вспоминает духовная дочь из Москвы. — Батюшка тогда еще причащал. И вот подходим к причастию, и вдруг он мне говорит таким голосом, ну таким родным:

— Наташа, Божья Матерь с тобой!

На душе у меня ликование, слезы лились прямо рекой, не пойму, в чем дело. Домой приехала, рассказываю всем, и все так радуются за меня, всем тоже хочется, чтобы батюшка им такие слова сказал. А что же на самом деле произошло? 27-го февраля у меня умер брат, 60 лет ему было, народный художник СССР, Кирюхин Олег Сергеевич. Он пришел с работы и вот за восемь часов всего и умер. Родной брат. И когда состоялись похороны — я бы раньше даже представить такого не могла, а здесь мы с мамой всё восприняли спокойно. Это уже батюшка знал, что произойдет.

Так же и через год приехали мы с племянницей, остановились у Насти. После службы в храме пошли на кладбище к Енюшке и монахине Манефе. Пришли на могилку, а бежит Настя:

— Что ж ты, Наташа, ходишь, тебя там батюшка ждет!

— О! Сам батюшка ждет!

Приходим к Насте, а у нее такая большая икона висела «Всех скорбящих Радость с грошиками». И вот стол собранный, сидит батюшка, а по бокам — отец Григорий и Анатолий. И батюшка очень долго с нами сидел. Прошло две недели — у меня сестра умерла. А нас у мамы только трое было. Но, укрепленные батюшкиными молитвами, мы спокойно всё пережили».

«И знал батюшка все наши трудности и сложности, все мысли. Не могу забыть тот случай, когда дорогой к батюшке я всё думала: «Как же говорят, что католики…» — помните, тогда еще на Украине только начинались все эти проблемы. И вот только заходим в сторожку. А батюшка говорит: «О, приехали! Девки, не ходите к католикам!»

И так вот мимоходом батюшка одному ответит, другому, еще и на будущее скажет.

— Катерина, а ты никак двойню несешь?

— Ой, ты наговоришь, батюшка!

Поехала в Ярославль и точно — двойня.

Шуру Куликову всё по имени-отчеству звал. Она думает про себя:

— Чего он меня величает? Звал бы просто — Куличиха.

На другой день выходит из дома, а батюшка ей:

— Куличиха, привет!

Алтарница из соседней епархии Елизавета Алексеевна приехала на «Достойную». Подходит исповедоваться, а батюшка громко ей так на всю церковь:

— Лизавете скажут — испеки пироги! А она в ответ — не буду!

Лизавета заулыбалась, батюшка ее накрыл епитрахилью и разрешил.

«Через неделю у нас престольный праздник, — вспоминает священник, у которого служила Елизавета Алексеевна. — Воскресенье, ей надо печь просвиры. А они с псаломщицей повздорили, и Лизавета демонстративно отказалась печь просвиры. Я прихожу:

— Лизавета!

Ни в какую!

— Вспомни, что тебе отец Павел сказал: «Лизавету будут просить испечь пироги, она скажет — не буду».

Она так задумалась и ночью все-таки испекла».

Нет, невозможно представить село Верхне-Никульское без отца Павла — без его богослужений, его молитв, остроумных его словечек и розыгрышей, без старинной монастырской обстановки в его доме…

«Очень мне хотелось узнать, как он дома молится, — рассказывает священник из Пошехонского района. — Мы с матушкой вечером долго сидели, он говорит нам: «Ну ладно, вы тут помолитесь…» А сам раз — за шторку. У него кровать у печки, там занавески висели. Мы постелились на полу, на диване…

Я слышу, он сидел, сидел, потом начал петь: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя, услыши мя, Господи…»

Долго-долго пел, я так под его пение и уснул. Утром просыпаюсь в пять часов. Дверь открыта настежь. А на улице — осень была, иней такой, холодище! Отец Павел идет босиком,