Дэвид кончил. Невозмутимо складывая бумаги, он видел рядом с собой лицо Гарри Огля, выражавшее угрюмое восхищение, а напротив – лицо Ремеджа, близкого к апоплексическому удару от ненависти и бешенства.

– Это ложь, – произнес наконец Ремедж, запинаясь. – Я доставляю самое лучшее, первосортное мясо.

Тут в первый раз заговорил Огль.

– Ну, тогда избави нас бог от первосортного мяса, – проворчал он.

Преподобный Лоу примирительно простер свою жемчужно-белую руку:

– Может быть, и попадались когда-нибудь случайно плохие куски – от этого не убережешься.

Гарри Огль буркнул:

– Пятнадцать лет это продолжалось – хороша случайность!

Конноли нетерпеливо засунул руки в карманы.

– Сколько шуму из-за ерунды! Ставьте на голосование! – Он знал, как окончательно уладить дело, и повторил громко: – Давайте проголосуем!

– Они тебя одолеют, Дэвид, – горячим полушепотом сказал Гарри Огль.

Бэйтс, Конноли, Ремедж и Лоу всегда были заодно, помогая друг другу обделывать свои делишки.

Дэвид обратился к преподобному Лоу:

– Я взываю к вам, как проповедующему Евангелие. Неужели вы допустите, чтобы больные люди продолжали есть тухлое мясо?

Преподобный Лоу слегка покраснел, и на лице его появилось упрямое выражение:

– Мне еще надо убедиться в этом.

Дэвид отвернулся от него и, снова остановив взгляд на Ремедже, медленно произнес:

– Я выскажусь яснее. Если в сегодняшнем заседании не будет решено поместить новое и достаточно заметное объявление о приеме заявлений на поставку мяса, то я передам эти отзывы окружному санитарному инспектору и потребую тщательного расследования всего дела.

Взгляды Дэвида и Ремеджа скрестились в поединке. И Ремедж первый опустил глаза. Он испугался. Пятнадцать лет он надувал городское управление, продавая ему скверное мясо и отпуская его с недовесом, и теперь он боялся, ужасно боялся, как бы расследование не обнаружило этого. «Будь он проклят! – подумал он. – На этот раз придется смириться. Проклятая скотина, надо же ему было вмешаться! В один прекрасный день я с ним начисто поквитаюсь, хотя бы это мне стоило жизни!»

Вслух же он сказал грубо:

– Не нужно ставить на голосование. Помещайте объявление, черт с вами. Моя заявка будет не хуже других.

Радостное чувство торжества охватило Дэвида.

«Я победил! – подумал он. – Я победил!» Сделан первый шаг по предстоящему ему трудному пути. Он сумел этот шаг сделать и пойдет дальше!

Заседание продолжалось.

III

Но, увы, результаты избрания Дэвида в муниципальный совет сильно разочаровали Дженни. Дженни неизменно по всякому поводу загоралась таким воодушевлением, что потом ее ждало разочарование. И восторг Дженни по поводу выборов взлетел, подобно ракете, рассыпался красивыми звездами, зашипел и погас.

Она надеялась, что после выборов они поднимутся по социальной лестнице, в особенности же она жаждала знакомства с миссис Ремедж. «За чашкой чая» у миссис Ремедж собиралось все высшее общество Слискейла: миссис Стротер, жена директора школы, и миссис Армстронг, и жена доктора Проктора, и миссис Бэйтс, жена торговца мануфактурой. «Ну а если миссис Бэйтс, то почему же не бывать там и миссис Фенвик?» – спрашивала себя Дженни со страстным нетерпением. На этих вечерах часто играли и пели, а кто же поет лучше ее, Дженни? «Мимоходом» такой прекрасный романс и, так сказать, вполне классический; Дженни сгорала от желания спеть его перед всеми слискейлскими дамами в нарядной гостиной миссис Ремедж, в большом новом доме из красного песчаника. «О боже, – волновалась Дженни, – если бы только быть принятой у миссис Ремедж!»

Но со стороны миссис Ремедж не последовало никакого знака внимания, ни даже самой слабой тени поклона при встречах на улице. А затем, в начале декабря, произошел ужасный инцидент. Однажды Дженни пришла в магазин Бэйтса купить муслину («Кузина Мэриэнн» в «Дамском журнале» только что намекнула, что скоро для элегантных женщин «последним криком моды» будет белье из муслина), а в магазине, у прилавка, рассматривая кружева, стояла миссис Ремедж. Это была крупная, ширококостная женщина с суровым лицом, производившая впечатление человека, несколько помятого жизнью, но сопротивлявшегося ей с исключительным упорством.

Но на этот раз, когда она стояла у прилавка, перебирая кружева, выражение лица миссис Ремедж было менее обычного сурово, более приятно. И когда Дженни подошла к ней вплотную и подумала о том, что их мужья заседают вместе в муниципалитете, – честолюбие ударило ей в голову. Она шагнула вперед к прилавку, самым светским образом улыбнулась миссис Ремедж, чтобы показать свои красивые зубы, и сказала любезно:

– Здравствуйте, миссис Ремедж. Не правда ли, для поздней осени сегодня чудный день?

Миссис Ремедж не спеша обернулась и посмотрела на Дженни. Ужасно было то, что она узнала Дженни и сразу же сделала вид, что ее не знает. В одну убийственную секунду лицо ее замкнулось, как устричная раковина. Она сказала весьма церемонно и свысока:

– Не припоминаю, чтобы мы с вами когда-либо встречались.

Но бедная Дженни в своем ослеплении и возбуждении сама устремилась навстречу своей судьбе.

– Я миссис Фенвик, – пролепетала она. – Мой муж в муниципальном совете вместе с вашим мужем, миссис Ремедж.

Миссис Ремедж безжалостно смерила Дженни взглядом с ног до головы.

– Ах, этот… – процедила она и, подняв то плечо, которое было ближе к Дженни, снова занялась кружевами, слащавым тоном обратившись к молодой продавщице: – Знаете, милочка, пожалуй, я все-таки возьму вот этот, самый дорогой кусок. А вы, конечно, пришлете мне его и запишете на счет.

Дженни багрово покраснела. Она сгорала от стыда. Такое оскорбление – и в присутствии продавщицы! Она повернулась и выбежала из магазина.

В этот вечер она со слезами рассказала обо всем Дэвиду. Он сосредоточенно выслушал ее, сжав губы в одну тонкую черту, затем сказал кротко:

– Вряд ли можно было ожидать, что жена Ремеджа бросится к тебе на шею, Дженни, раз мы с Ремеджем на ножах. За эти три месяца у меня было с ним несколько столкновений. Я опротестовал договор на поставку мяса. Я стараюсь задержать ассигновку пятисот фунтов, которые он преспокойно требовал у города на прокладку мостовой мимо его нового дома в Слус-Дине, – новой мостовой, никому, кроме него, не нужной! На последнем заседании я поднял вопрос о том, что он на своей грязной частной бойне нарушает шесть существующих правил. Так что можешь поверить, что он не очень-то меня любит.

Дженни с возмущением уставилась на него, горячие слезы выступили у нее на глазах.

– А зачем тебе идти против таких людей? – Она всхлипнула. – Странный ты человек. Для тебя были бы так полезны хорошие отношения с мистером Ремеджем! Я хочу, чтобы ты выдвинулся!

– Ах, Дженни, голубушка, – сказал Дэвид терпеливо. – Я же объяснял тебе, что для меня такое «выдвижение» немыслимо.