копия отчета психолога оказалась на столе у Крауса. Помимо прочего, Джеймс Р. Кларк, доктор философии, отметил «поистине поразительную неспособность убийцы оценивать содеянное», а также некоторые повторяющиеся темы сексуальности, «злых» женщин и смешанные эмоции по отношению к матери. Выводы психолога, казалось, подтверждали более ранние представления о Шоукроссе и его отношении к женщинам. «Наконец-то, – сказал себе Краус, – мы добились небольшого прогресса».

Ему не терпелось продолжить интервью с убийцей, но он временно отстранился, пока другие, утвержденные судом эксперты проводили свои собеседования. Вежливый и сдержанный по натуре Краус присутствовал на нескольких заседаниях и был проинформирован о других. Один из новых следователей, самозваный «эксперт» по серийным убийствам, имеющий в своем активе две книжки сомнительного достоинства, продемонстрировал свою заботу о профессиональной этике, попытавшись продать магнитофонные записи интервью Шоукросса одному телеканалу. Краус был потрясен этим.

13.

К середине июня убийцу обследовали пять или шесть бихевиористов; провели сеанс гипноза, применили технику возрастной регрессии, засыпали вопросами и намеками. Его и без того слабая связь с реальностью, казалось, становилась еще слабее по мере того, как он перепрыгивал через словесные обручи одного интервьюера за другим. Позже нейропсихиатр Эрик Кейн подвел итог: «С каждым интервью его истории становились все причудливее».

Краус задавался вопросом, как отделить факт от пропаганды, и представится ли вообще такая возможность. Убийца производил впечатление истеричного, сбитого с толку человека, который подвергся такому ужасному насилию в детстве и получил такую травму во Вьетнаме, что не мог нести ответственность за свои действия. На сеансах гипноза он с подозрительной легкостью впадал в транс, и в этом состоянии, казалось, имитировал голос матери, обычно изображая ее тираном и мучительницей. Своим собственным писклявым детским голоском он сообщил психиатру, что «мама» истязала его самым жестоким образом, в том числе насиловала ершиком для унитаза и заставляла заниматься оральным сексом[29].

Рональд Валентайн, который прослушал большинство интервью, охарактеризовал некоторые сеансы как «псевдопсихиатрию в худшем ее проявлении» и назвал все происходящее «чертовым судебно-медицинским цирком».

Оставаясь временно в стороне, Краус старался не впадать в уныние. За пятнадцать часов личных встреч с самым страшным убийцей в истории штата Нью-Йорк он так и не подобрался к решению головоломки, а между тем законных направлений для продолжения исследования становилось все меньше. Он чувствовал, что Шоукросс в своих беседах изложил несколько больше правды, чем вымысла. Теперь, похоже, картина менялась на противоположную.

14. Ричард Краус

Весна и лето 1990 года ушли у меня на то, чтобы просмотреть коробки с материалами из офиса окружного прокурора. Материалы поступали в офис Рона Валентайна в соответствии с правилами раскрытия информации в зале суда, и часть из них относилась к делам периода жизни убийцы в Уотертауне.

К сожалению, большой пользы от них не было. Многочисленные психиатрические оценки и диагнозы зачастую противоречили друг другу. Стопки протоколов допросов, полицейских досье, тюремных отчетов и официальных документов лишь подтверждали закономерность, которую я уже заметил: каждый раз, когда Шоукросс обсуждал убийство, он немного менял детали. Среди социопатов такая тенденция не редкость – они всегда совершенствуют свои истории и подстраивают образы, – но Шоукросс, похоже, ничего не улучшал, а просто изменял их. Несколько его коллег официально заявили, что он «несет чушь». В тот момент это казалось таким же подходящим научным описанием, как и любое другое.

Я все время спрашивал себя, действительно ли у парня такая плохая память, или он лжет? Если у него проблемы с памятью, то почему? Я подумал, может это быть как-то связано с ударами, которые он получил по голове? Я вернулся в его прошлое и просмотрел все тесты, которые были проведены за эти годы. Они показали, что мозг получил незначительные повреждения, но функционирует в пределах нормы. Никаких опухолей обнаружено не было.

Я продолжал интересоваться его генетикой, но так и не смог найти лабораторию, которая проводила бы анализ хромосом. Я потратил много времени на ознакомление с литературой о серийных убийцах, посещал стратегические сессии с Роном и другими юристами, слушал свои собственные записи и пытался разобраться в интервью. Так получилось, что я не видел Шоукросса уже несколько месяцев, и, наверное, это было к лучшему. Такой перерыв придал мне сил для того, что должно было произойти дальше.

В конце июня Рон Валентайн услышал о биохимике по имени Уильям Уолш и заведении под названием «Лечебный центр Карла Пфайффера» в городе Уитон, штат Иллинойс. Они добились успеха в лечении людей с плохим контролем над импульсами и другими поведенческими расстройствами. Доктор Уолш предложил Рону сдать кровь Шоукросса на анализ функции печени и почек, содержание меди в сыворотке крови, цинка в сыворотке крови, свинца в цельной крови, различия в анализе крови, гистамин, анализ мочи, щитовидную железу, состав волос и криптопиррол в моче.

Рон попросил меня выписать рецепты, и когда он закончил диктовать свой список, я спросил:

– Что там он сказал про мочу?

– Криптопиррол в моче, – сказал Рон.

– Как это пишется по буквам?

– Откуда я знаю? Просто оформи документы, чтобы я мог получить судебный ордер.

Я попросил местную лабораторию биологических наук «СмитКлайн» собрать образцы крови и мочи Шоукросса, а затем отправить их в медицинскую лабораторию «Норсом» в Харвуд-Хайтс, штат Иллинойс, как велел Уолш. В процессе работы я с удивлением узнал, что у «СмитКлайн Бичем» есть лаборатория хромосомного анализа в городе Ван-Найс, штат Калифорния, поэтому я написал дополнительную записку с пометкой «анализ хромосом» и отправил ее. Я не знал, что, черт возьми, ищу, но решил, что не помешает последовать принципам Лео Бартемайера и проверить все.

Это было 26 июня 1990 года, через пять месяцев после того, как меня привлекли к делу. Две недели спустя Рон позвонил и сказал, что Шоукросс поставлен под наблюдение за самоубийцами. Я не видел его с марта и понятия не имел, насколько ему стало хуже. Рон попросил меня сходить в тюрьму.

Парень выглядел ужасно, был сильно подавлен. Как только он заговорил, я увидел, что он взволнован. Его руки были покрыты ссадинами от локтей до запястий; он царапал себя во сне. Его лечили кремом с витаминами А и D, который, похоже, не помогал.

Он сказал, что терзал себя в течение нескольких месяцев, но четвертого июля, казалось, все стало еще хуже. Город устроил фейерверк вдоль реки Дженеси, и над тюрьмой прогремели взрывы. Он сказал, что от шума у него «помутилось в голове», и он в ужасе забился в угол между кроватью и туалетом.

Он казался измученным, когда говорил, и сидел в защитной позе: руки скрещены на груди, хмурый взгляд, отводит глаза. Таким я его раньше не видел. Обычно он всегда смотрел вниз, что иногда интерпретируется как признак лживости, но сейчас это выражалось