Вот и сейчас Штундель не утерпел, чтобы не вставить:

— Да, братцы! Был полковник — стал покойник.

— Да ведь он, кажется, из штатских? — спросил Мартын.

— Хоть и железнодорожник, но важная персона: ревизор!

И Штундель добавил уже без всякого пафоса:

— Вот тут в болотце его и сунете. И сразу уезжайте. Смотрите, не вместе, каждый сам по себе. Подальше уезжайте! Поняли меня?

Кивнув головой в знак прощания, Штундель зашагал вдоль насыпи к следующей станции. Его помощники постояли, посмотрели ему вслед и тоже пошли, гуськом, по проложенной здесь тропинке.

И вот новоявленный ревизор уже продолжал свой путь к Лазоревой. Поезд шел, постукивал колесами, подрагивал на стыках рельсов. Пассажиров было мало.

Штундель стоял у окна и размышлял. Этот Ипатьев, по наведенным справкам, на Карчальском строительстве не был ни разу, ни с кем там не был лично знаком, так что не требовалось даже особенной перелицовки. На фотокарточке в личных документах покойного был запечатлен довольно обычный облик человека лет под пятьдесят.

«Сойдет. Буду я им еще давать себя разглядывать!» Поезд приближался к станции Лазоревая.

«Посмотрим, посмотрим!» — потирал руки Штундель и даже стал насвистывать, в точности как насвистывал совсем недавно подлинный ревизор, стоя у окна вагона.

Нет, он не волновался! Мысленно он вновь и вновь рассматривал карту этого будущего сражения, на которую уже были нанесены темно-синие остроконечные стрелки, обозначавшие объекты нападения. Да, все продумано, взвешено, подготовлено, но он все повторял про себя:

«Уж я им устрою тарарабумбию! Запомнят они меня! Я потребую поднять всю отчетность, заставлю всех работать день и ночь — управление, техотдел, бухгалтерию, отдел кадров. Я не должен задерживаться, так как на меня посыплются жалобы. Но в три дня я переверну у них все вверх дном, а уверять буду всех, что ревизия займет не меньше двух недель. Кроме того, я их перессорю, пошлю в центр донесения, разоблачения, требования снять такого-то, имя рек, вызвать сякого-то для дачи объяснений... Они запомнят на всю жизнь ревизора Ипатьева Петра Тимофеевича! Кстати, какое совпадение: и тот был Петр, и я — Питер. Тезки!».

Штундель с нетерпением поглядывал в окно вагона. Пейзаж оставался все тот же: сосны, ели, лиственницы, изредка веселая семейка берез, затем камни со смешными шапками снега, затем опять лиственницы, кедры, сосны...

Штундель не любил эту страну, хотя и прожил в ней всю свою жизнь. Он всегда испытывал зависть и отчуждение. Ему казалось просто оскорблением, личной обидой, что все эти необъятные просторы находятся в полном распоряжении не кого-то другого, а советских людей. Советских! Этого только не хватало! Будь его, Штунделя, воля, он бы загнал их в хлевы, в клетки, всех этих энтузиастов, сделал бы из них буйволов, каторжан...

Итак, план действий разработан до мельчайших подробностей. Изучил, насколько смог, железнодорожное дело, запомнил терминологию и все необходимое, чтобы в течение трех дней поддерживать общую уверенность, что все имеют дело с подлинным ревизором.

У Штунделя есть опора. Даже тот же Иван Михайлович Пикуличев — это человек, на которого можно вполне положиться. Надо признать, Икс-55 поработал с ним на славу. Икс-55 — топограф Зимин. Стрэнди утверждает, что это весьма дельный малый. Дельный, а где дела? Занимается всякой ерундой! Значит, надо его нацелить на конкретное задание. И это продумано: они взорвут вместе с Зиминым тоннель. Каково? Неплохо придумано? В иностранной прессе поднимут галдеж! Как полагается газетчикам, они преувеличат все вчетверо... Словом, работенкой Штунделя будут довольны! Но самое эффектное — это финал всей этой истории: через три дня ревизор отбудет из КТМ и — каков трюк? — ревизор Ипатьев в целях ограбления будет убит и выкинут из вагона! Где? Да на той самой станции! Труп уже приготовлен, соответственно обезображен до неузнаваемости, причем подлинный труп Ипатьева! Штунделю остается только выйти из вагона на той же станции, где четыре дня назад Горкуша выкинул из тамбура пассажира, бросить около трупа, спрятанного в кустах, портфель, обрядить труп в железнодорожную форму... Вот и разбирайтесь тогда, как хотите! Приезжал ревизор Ипатьев на строительство? Да, приезжал. Убит на обратном пути? Убит. Штундель выйдет из игры чистенький, вернется преспокойно в Москву, назначит свидание на скамейке в Чистых прудах и похлопает по колену старика Стрэнди-Блэкберри: «Вот как надо обделывать дела! Комар носа не подточит!».

Но вот поезд заметно сбавил скорость. В окне замелькали постройки небольшой железнодорожной станции. А за ними поднимался целый городок белых сверкающих широкими окнами зданий.

3

На перроне Штунделя-Ипатьева никто не встретил. Он вышел из вагона, огляделся. Пробормотал:

— Глухое местечко!

Усмехнулся и добавил:

— Надеюсь, что я внесу некоторое оживление в эту тихую заводь!

Чуть приподнимая плечи и откинув голову назад, шагал он по перрону, легко неся чемоданчик в сером чехле и пухлый от бумаг портфель. На него поглядывали с любопытством: незнакомое лицо, сразу видать, что приезжий.

До трехэтажного здания управления стройки метров триста.

Зашел в приемную начальника строительства, поставил чемоданчик на стул и спросил секретаря, может ли его принять товарищ Агапов. Начинать., так начинать сразу, с места в карьер!

Секретарь, немолодая женщина в очках, тотчас же прошла в дверь, обитую коричневой клеенкой, и, выйдя, приветливо сказала:

— Андрей Иванович вас просит.

Штундель сбросил шинель, поправил прическу и вошел в кабинет.

Агапов поднялся навстречу. Он был не один. Высокий смуглый человек в серой аккуратной гимнастерке стоял возле стола.

— Ипатьев. Вот мое командировочное удостоверение, — представился Штундель. — К вам на две недели. Агапов жестом показал на смуглолицего человека: — Отлично. Начальник нашего политотдела — Модест Николаевич Байкалов. Знакомьтесь, товарищи.

Пожимая руку Байкалову, Штундель на миг встретился с ним взглядом.

«Что ты Модест Николаевич — и так знаем. Поглядим, поглядим. Вот ты, значит, какой...».

И сказал подчеркнуто официально:

— С товарищем Байкаловым у меня, конечно, будет еще большой разговор. А пока...

Байкалов оказался человеком понятливым.

— Я к вам, Андрей Иванович, попозже зайду. А вас, товарищ, жду в любое время.

И тут же вышел, слегка кивнув приезжему головой.

— Прежде всего, товарищ Агапов, — начал Штундель, — вам привет от Соломина. Видел его перед отъездом. Он несколько обеспокоен положением на строительстве.

— За привет спасибо. А вот оснований для беспокойства не вижу. Да вы садитесь, товарищ Ипатьев. В ногах-то, говорят, правды нет.

Штундель сел