Шрифт:
Закладка:
– Ну и семейка! – воскликнула Полина. – Мамаша в Рамбуйе, папаша в Париже, а сынок в Жуэнвиле… Сразу видать: вместе тесно, да и врозь не скучно.
Дениза, любившая тишину, сейчас блаженно улыбалась, наслаждаясь бездумной радостью среди общего гомона. Но вдруг из передней залы донесся взрыв голосов, заглушивший все другие звуки. Перебранка, видимо, кончилась затрещинами, ибо раздался грохот опрокинутых стульев и шум драки, под те же вопли, что недавно доносились с реки:
– В реку выпивох!
– Торгашей в воду… в воду!
Наконец хриплый голос хозяина утихомирил дерущихся, и в зале появился Ютен, в красной моряцкой блузе и фуражке козырьком назад, под руку с девицей в белом платье, той, что сидела в ялике на руле; за ухо она воткнула пучок маков, видимо желая подчеркнуть свою принадлежность к красному суденышку. Их появление было встречено шумными возгласами и аплодисментами; сияющий Ютен гордо выпячивал грудь, красуясь перед публикой с видом бывалого моряка и наслаждаясь славой; на щеке у него темнел огромный синяк – след от удара. За ними шла остальная команда. Они тут же взяли приступом один из столов, и гомон в зале стал совсем оглушительным.
– Ага, вот в чем дело! – разъяснил Божэ, прислушавшись к их разговору. – Похоже, студенты признали бабенку Ютена, она раньше промышляла в их квартале, а нынче выступает с песенками на Монмартре, в каком-то кабаке. Из-за нее-то они и сцепились… Эти студенты-голодранцы никогда не платят женщинам!
– Было бы из-за кого драться! – презрительно бросила Полина. – Но из-за этой уродины, с ее рыжими патлами… Уж не знаю, где только месье Ютен подбирает таких, одна другой страшнее.
Дениза побледнела, ее пронзил ледяной холод, словно от сердца разом отхлынула вся кровь. Еще во время прогулки там, на берегу, она вздрогнула при виде стремительно несущегося ялика, а теперь сомневаться уже не приходилось: эта девица была подругой Ютена. У нее сжалось горло, задрожали руки, она сидела, не прикасаясь к еде.
– Да что это с вами? – спросила ее подруга.
– Н-ничего, – пролепетала Дениза, – просто… здесь слишком жарко.
Однако стол Ютена находился рядом, и когда он увидел Божэ, с которым был знаком, то завел с ним разговор, намеренно повысив голос, чтобы привлечь к себе внимание зала.
– Ну-ка, признайтесь, – выкрикнул он, – вы там, у себя в «Бон Марше», все такие же добродетельные?
– Да не так чтобы очень, – ответил Божэ, залившись краской.
– Э-э, бросьте! Я-то знаю: у вас берут на работу только девственниц, а для продавцов, которые на них пялятся, устроили исповедальню… Магазин, где всех женят, – это не для меня, благодарю покорно!
В зале поднялся хохот. Льенар, член команды Ютена, счел нужным подлить масла в огонь:
– Это еще что – вот в «Лувре» при отделе готового платья держат даже свою повивальную бабку, ей-богу, не вру!
Тут уж веселье достигло предела. Даже Полина хохотала от души, так ее рассмешила эта «повивальная бабка». Один лишь Божэ, уязвленный шуточками, пятнающими честь его магазина, тут же ринулся в бой:
– А вам-то самим, можно подумать, хорошо живется в «Дамском Счастье»! Одно лишнее слово – и вас выкидывают за дверь! Да и хозяин ваш – ходок, каких мало; смотрит на своих покупательниц как кот на сметану!
Но Ютен уже не слушал его, теперь он пустился восхвалять магазин «Площадь Клиши». Он, мол, знает там одну продавщицу, на вид такую благонравную, что покупательницы даже робеют к ней обращаться, чтоб не унизить. Затем, придвинувшись поближе к их столу, поведал, что выручил за последнюю неделю полторы сотни премиальных, – вот уж удачные выдались деньки! – тогда как Фавье едва наскреб пятьдесят два франка; в этой неразберихе вся очередность продаж пошла к чертям, да вы и сами небось видели! Он долго хвастался своей прибылью и объявил, что не успокоится, пока не спустит все сто пятьдесят до последнего су. Потом, совсем захмелев, начал поносить «этого заморыша Робино» – помощника заведующего: он, мол, так важничает, что гнушается даже пройти по улице рядом с кем-нибудь из своих приказчиков.
– Придержите язык, дорогой мой, – остерег его Льенар, – вы слишком уж разговорились.
В зале становилось все жарче, свечи оплывали, растекаясь лужицами воска по скатертям в винных пятнах, а за открытыми окнами, в коротких паузах между шумными возгласами ужинавших, слышались отдаленные, протяжные вздохи реки да тихий шелест высоких тополей, засыпавших в безмятежной вечерней тишине. Божэ попросил счет, видя, что Дениза никак не придет в себя: она сидела бледная, с дрожащими губами, едва сдерживая слезы. Но официант исчез, и девушке поневоле пришлось слушать громогласные разглагольствования Ютена. Теперь он хвастливо сравнивал себя с Льенаром: тот швыряется деньгами своего отца, тогда как он, Ютен, живет на свои кровные, заработанные благодаря уму и деловой сметке, – вот в чем настоящий шик! Наконец Божэ расплатился и вышел с обеими девушками.
– Вон она – та, что из «Лувра», – шепнула Полина, войдя в другой зал и указав кивком на высокую стройную девушку, надевавшую манто.
– Откуда ты знаешь, ты ж ее никогда не видела, – возразил Божэ.
– Еще бы мне не знать: ты только глянь, как она манто носит! Отдел с повивальной бабкой – ну надо ж такое сказануть! Хорошо, если она этого не слышала!
Они уже покинули ресторан, и Дениза вздохнула с облегчением. Девушка боялась, что еще минута – и ей придет конец в этой удушливой жаре, в этом оглушительном гомоне, – свою дурноту она объясняла только нехваткой воздуха. Теперь она дышала полной грудью. Ночное звездное небо овевало ее свежестью. Девушки уже выходили из ресторанного палисадника, как вдруг их кто-то робко окликнул в полумраке:
– Добрый вечер, барышни.
Это был Делош. Они не заметили его в глубине передней залы, где он ужинал в одиночестве, придя из Парижа пешком забавы ради. Признав его дружелюбный голос, Дениза, которая еще не вполне оправилась, инстинктивно обратилась к нему за поддержкой.
– Господин Делош, не хотите ли ехать вместе с нами? – спросила она. – Если так, я возьму вас под руку.
Полина и Божэ ушли вперед, дивясь тому, что знакомство Денизы все-таки состоялось, да еще с этим робким юнцом. Поскольку до отхода поезда оставался целый час, было решено дойти до конца острова, и все четверо зашагали вдоль берега, под высокими деревьями. Время от времени Полина с Божэ оглядывались и шептали друг другу:
– Где же они?.. Ах, вон там… Ну и чудны́е же они!
Сперва Дениза и Делош шли молча. Гомон, доносившийся из ресторана, постепенно слабел, звучал благостнее, смешиваясь с голосами ночи; гуляющие шагали вперед под прохладной древесной сенью, еще не совсем остыв от лихорадочного веселья разогретой залы со свечами, чьи огоньки гасли один за другим вдали, за кружевом листвы. А впереди стояла стена мрака, сотканного из теней, такого густого, что люди даже не различали бледный след тропинки. И все же они шли вперед неторопливо, без страха. Мало-помалу их глаза свыклись с темнотой, и из нее выплыли справа тополиные стволы, подобные темным колоннам, подпиравшим своды их листвы, пронизанной звездами; вода, журчавшая за деревьями там же, справа, походила во мраке на мерцающее оловянное зеркало. Ветер улегся, и теперь они слышали только мерные всплески речных волн.
– Я так рад, что встретил вас, – пролепетал Делош, решившись наконец заговорить первым. – Вы даже не представляете, как мне приятно, что вы согласились пройтись со мной!
И юноша, ободренный темнотой, признался Денизе, путаясь в словах, что любит ее. Он уже давно хотел написать ей об этом, и вообще, может, она никогда и не узнала бы о его чувствах, если бы не этот спасительный сумрак, мягкое журчание реки и деревья,
