– Увы, они все на меня ополчились, сама не знаю за что, – со слезами говорила Дениза. – Да и господин Бурдонкль не упускает случая меня отругать, как будто я ему поперек дороги встала… Один только инспектор Жув…

Но тут Полина прервала ее:

– Ох уж этот инспектор, старая обезьяна! Упаси вас бог ему довериться, моя дорогая! Знаете, когда у мужчины такой большой нос… Даром что он похваляется своими наградами – о нем известна одна история, что случилась у нас в отделе… Но не стоит так горевать, что ж вы плачете, как дитя малое! Нельзя быть такой чувствительной, черт возьми! С вами сейчас обходятся так же, как со всеми новенькими, вот и все!

И растроганная Полина, сжав руки девушки, поцеловала ее. Главной проблемой была нехватка денег. Разумеется, бедняжка Дениза не могла содержать обоих братьев – платить за пансион младшего и ублажать любовниц старшего, довольствуясь жалкими грошами, которые оставляли ей товарки; к несчастью, постоянное жалованье ей начнут платить не раньше марта, когда начнется весенний подъем продаж.

– Слушайте, вам так долго не выдержать, – сказала Полина. – Я бы на вашем месте…

Но тут она смолкла, услышав какие-то звуки в коридоре. Скорее всего, это была Маргарита: ее подозревали в том, что она шныряет ночами по коридору в одной сорочке, подслушивая, что делается в соседних каморках. Полина насторожилась и с минуту сидела молча, глядя на Денизу и по-прежнему сжимая ее руки. Потом продолжала полушепотом, мягко, но настойчиво:

– На вашем месте я бы завела кого-нибудь…

Сперва Дениза даже не поняла ее.

– Как это… кого-нибудь? – пролепетала она.

Но, уразумев, что имела в виду Полина, тотчас отняла руки и растерянно замолчала. Этот совет был для нее полной неожиданностью, да она и не понимала, какая в нем польза. И поэтому просто ответила:

– О нет!

– Ну тогда вам не выбраться из нужды, уж поверьте мне! Вот смотрите сами: сорок франков в месяц за малыша, по сто су, время от времени, для старшего, да и вам самой уже неприлично выглядеть оборванкой и ходить в таких башмаках, над которыми потешается весь отдел; от всего этого один только вред… Заведите кого-нибудь, так будет гораздо лучше!

– Нет, – повторила Дениза.

– Ох, какая же вы упрямая! Все равно вам этого не миновать, дорогая, да и что тут дурного?! Мы все прошли через это. Вот взять хоть меня: я, как и вы, сначала работала только за процент с продаж и сидела без гроша. Нас, конечно, кормят и селят здесь, но ведь нужно же еще как-то одеваться, да и вообще, невозможно же сидеть без денег в этой каморке и дохнуть с тоски. Когда-то хочется и развлечься…

И Полина рассказала о своем первом любовнике: он работал писцом у какого-то поверенного и она познакомилась с ним во время прогулки в Медоне. После него она сошлась с почтовым служащим. А нынче, с начала осени, встречается с продавцом из «Бон Марше» – высокий молодой человек, очень милый, она проводит с ним все свободное время. И пусть Дениза не думает: у нее никогда не было больше одного ухажера разом. Она порядочная девушка, ее всегда возмущали те, кто отдается первому встречному.

– Я ведь вовсе не уговариваю вас пойти по дурной дорожке! – горячо убеждала она Денизу. – Мне, например, совсем не хочется, чтобы кто-то увидел меня в компании с вашей Кларой, – не дай бог еще подумают, что я такая же гулящая, как она. Нет, я спокойно живу с одним и тем же, и мне не в чем себя упрекнуть… Неужели вам это так уж отвратительно?

– О нет, – ответила Дениза. – Просто… мне это не подходит, вот и все.

В холодной каморке снова наступила тишина. Девушки, согретые этой задушевной беседой, молча, с улыбкой смотрели друг на друга. Наконец Дениза сказала, смущенно покраснев:

– И потом… ведь сперва нужно почувствовать симпатию к человеку…

Полину это очень удивило; потом она рассмеялась и снова обняла Денизу со словами:

– Милая вы моя, когда начинаешь встречаться с кем-то и вы нравитесь друг другу, вот вам и симпатия! Какая же вы забавная! Ладно, я ведь вас не принуждаю… А хотите, в это воскресенье Божэ повезет нас с вами за город? Он возьмет с собой кого-нибудь из друзей.

– Нет, благодарю, – с кротким упрямством ответила Дениза.

Больше Полина не настаивала: в конце концов, каждый волен поступать как хочет. Она уговаривала Денизу по доброте душевной, ей и впрямь было жаль смотреть на эту бедняжку, зная, как она несчастна. Однако время уже шло к полуночи, и она встала, собираясь уходить. Но перед этим уговорила Денизу принять от нее недостающие той шесть франков, умоляя не торопиться с возвратом, пока та не начнет зарабатывать побольше.

– А теперь погасите свечу, чтобы никто не увидел, какая дверь отворяется, – шепнула она. – Потом опять зажжете.

Загасив свечу, девушки пожали друг дружке руки, Полина выскользнула в коридор и тихонько пробралась в свою комнатку; еле слышный шорох ее юбки ничем не потревожил тяжелый сон изнуренных девушек в соседних каморках.

Перед тем как лечь спать, Дениза решила покончить с починкой башмака и со стиркой. Чем позже, тем холодней становилось в комнатке, но девушка даже не замечала этого – так взбудоражила ее беседа с Полиной. Она не осуждала свою новую подругу, полагая, что каждый устраивает свою жизнь так, как считает нужным, особенно если человек одинок и свободен в своих решениях. Однако Дениза жила своим умом, а врожденное здравомыслие помогало ей сохранять себя, удерживая от любовных похождений. Наконец к часу ночи она легла в постель. Нет, она еще никого не любила. Так к чему же портить себе жизнь, изменять тому материнскому чувству, с которым она относилась к братьям?! И все же девушка никак не могла уснуть; по спине к затылку то и дело пробегала горячая дрожь, а бессонница порождала под ее сомкнутыми веками череду смутных образов, мгновенно таявших в ночной темноте.

После этой ночи Дениза начала прислушиваться к любовным историям в своем отделе. В промежутках между часами напряженной работы девицы постоянно думали только о мужчинах. С понедельника до субботы, с утра до вечера, они сплетничали, развлекая друг друга рассказами о своих и чужих похождениях. Особенно отличалась Клара, которая была на содержании сразу у троих любовников, не считая целой череды случайных связей; она не бросала магазин, где увиливала от работы, как только могла, вовсе не из-за денег (их она зарабатывала иным, более приятным способом), а лишь от неизбывного страха перед папашей Прюнером, который грозился нагрянуть в Париж и переломать ей все кости своими тяжелыми сабо. Маргарита, напротив, вела себя примерно, любовников за ней не числилось, и это всех удивляло: девицы прекрасно знали ее историю с незаконным ребенком, которого она втайне родила и держала в Париже, так откуда же он взялся, этот младенец, если она так добродетельна?! Некоторые считали, что Маргарита просто «оступилась», добавляя, что теперь-то она бережет себя для какого-то кузена из Орлеана.

Девицы насмехались даже над мадам Фредерик, приписывая ей тайные связи с «важными шишками»; на самом деле они ровно ничего не знали о сердечных делах этой угрюмой вдовы; в конце рабочего дня она поспешно уходила, и было неизвестно, куда это она так торопится. Что же до мадам Орели и ее предполагаемых развлечений с покорными молодыми продавцами, то это, конечно, были выдумки чистой воды, которыми тешились недовольные ею продавщицы. Вероятно, начальница когда-то выказала чрезмерную материнскую заботу о каком-нибудь друге своего сына, но теперь эта сплетня была забыта и ее считали почтенной особой, не позволявшей себе подобных глупостей. Что касается рядовых продавщиц, то девять из десяти имели любовников, которые по вечерам ждали их у дверей магазина на площади Гайон или на улицах Мишодьер и Нёв-Сент-Огюстен; молодые люди стояли вереницей на тротуаре, высматривая каждый свою пассию; наконец девушки выходили, и начинался парад: ухажеры разбирали их, и парочки удалялись под ручку, мирно, по-супружески болтая на ходу.

Но больше всего Денизу огорчило то, что она разгадала секрет Коломбана. В любое время дня она замечала его