Я поплелась к фортепиано, не понимая, что делать. Через два дня были вступительные испытания в академию, и я не могла быть в двух местах одновременно. Мысль рассказать все бабушке я отмела сразу – она побежит звонить маме. Что скажет мама, я и так знала. Лошади – это опасно, грязно и вообще плохо. Так что в Петергоф меня никто не пустит. Хотя я и так туда вряд ли попаду.

Наверное, я играла очень экспрессивно, потому что вскоре Бронислава Александровна заглянула в комнату и попросила пощадить инструмент. Я послушно захлопнула крышку, безумно радуясь, что на сегодня мучения как мои, так и соседей, вынужденных слушать эту какофонию, закончены.

– Оля, у тебя все в порядке? – поинтересовалась хозяйка квартиры, убедившись, что бабушка не слышит.

– Ну… – протянула я, не решаясь врать взрослому человеку, тем более смотрящему с таким сочувствием. – Я… я не хочу в музыкалку, а мама хочет…

– Я так и поняла. Оля, а ты сама маме об этом говорила?

– А что говорить? – Я обреченно вздохнула. – Она мечтает о том, что я стану великой пианисткой.

– Мой совет: поговори с ней напрямую. Пианистка из тебя не слишком… Но ты можешь реализоваться в чем-то другом.

– Например, в бухгалтерии? – фыркнула я.

– В мире есть много интересного помимо музыки и бухгалтерии. Главное – самой решить, что ты хочешь.

Я кивнула и прошла в комнату. Бабушка дремала. Правда, услышав мои шаги, она открыла глаза:

– Оля, а что ты так быстро?

– Да так… соседи пожаловались, – осененная вдохновением, я начала врать. – Вот и пришлось прерваться.

– Ясно. Жаль. – Бабушка опять закрыла глаза.

– Ба, можно я погуляю? – взмолилась я.

– Ну не знаю… одна в большом городе… – Ей явно хотелось поспать.

– Я здесь, во дворе, если что – телефон включен.

– Ладно, иди!

– Спасибо! – Я пулей вылетела из квартиры и, верная своему обещанию, направилась в ближайший двор, но он оказался закрыт. Там не было газонов или клумб, зато вдоль стен стояли машины. Пришлось идти в магазин покупать мороженое и гулять по улице в поисках лавочки.

Телефон блямкнул. Лика как обычно интересовалась, как мои дела. Надиктовав ей сообщение, я прикрепила пару фоток из Петергофа и отправилась дальше. Лавочка нашлась только в сквере на углу улицы. Я присела и снова достала телефон.

«А если скажешь, что хочешь встретиться с моей сестрой?»

«В девять утра?» Я скептически хмыкнула, словно Лика могла слышать. «Не вариант! Да еще и эта гадкая музыкалка».

«А ты не успеешь сначала в академию, а потом на прослушивание?»

«Два часа дороги!»

«Да ладно?»

«В одну сторону!»

«Блин!»

«Ага. Попадалово».

На этом переписка прекратилась. Доев мороженое, я еще немного побродила по улицам, любуясь красивыми зданиями, и отправилась домой.

Глава 11

Следующий день стал для меня сюрпризом. Утром, когда мы пили чай, раздался дверной звонок, и на пороге возник…

– Папа! – Я кинулась ему на шею.

– Привет, ребенок. Я отгул взял, – сообщил отец. – Решил провести день с тобой.

Бабушка недовольно поджала губы, но возражать не посмела, просто ушла в комнату, куда я вихрем ворвалась, чтобы взять толстовку.

– Оля, опять в джинсах? – недовольно нахмурилась она. – Немедленно переоденься!

– Наталья Павловна, тут все так ходят, это Питер: с утра солнце, а вечером и снег может выпасть, – крикнул папа.

Бабушка поморщилась:

– Алексей, не говори ерунду! Снег летом… Оля!

Но я уже выскочила в коридор:

– Идем?

– Идем!

Это был лучший день в моей жизни. Во всяком случае, за последние года два. Мы ели вредный фастфуд, катались на умопомрачительных аттракционах в парке – как оказалось, это совершенно безопасно и даже весело, – а потом долго гуляли по городу, наслаждаясь белой ночью.

– Пап, а на мосты пойдем? – спросила я.

– Нет, ребенок, извини, очень поздно. У тебя соревнования когда?

Сердце предательски екнуло.

– Пока непонятно.

– А прослушивание?

– Завтра. – Я тяжело вздохнула.

– Во сколько?

– В час. Кажется…

– Я буду держать за тебя кулаки. Может, в один прекрасный день ты станешь известной пианисткой и пришлешь билет на концерт своему старику…

– Пап, – промямлила я.

– Что?

– Да так, ничего…

Настроение сразу упало. Конечно, папа хотел как лучше, но… Мысль о том, что завтра, вместо того, чтобы скакать на лошади, я буду мучить треклятое фортепиано, сверлила мозг. И ведь никуда не сбежать… или… Я резко остановилась.

Сбежать… Как я раньше не подумала?! Дверь в квартире захлопывается. И если я встану очень рано, то смогу спокойно выйти, пока бабушка спит, а уже в метро напишу ей, что поехала в конную школу, чтобы она не волновалась. Главное – не писать, куда именно, чтобы не успели забрать, ну а вечером я во всем признаюсь. В конце концов прослушивание можно и перенести, да и со слов Брониславы Александровны музыкалка при консерватории с такой игрой мне вряд ли светит.

– Оль, ты что замерла?

Папа потеребил меня за плечо. Я посмотрела на него, на его такой знакомый подбородок с ямочкой, который не раз видела в зеркале, разглядывая себя, на лучистые серые глаза, и мне стало очень стыдно, что приходиться его обманывать. И маму. Хотя мама сама виновата, а вот папу как-то более стыдно – он ведь помог мне с документами. В любом случае обратного пути не было: я приехала в Питер не для того, чтобы убраться восвояси и потом всю жизнь смотреть, как Ритка выступает на Васильке.

– Пап… ты это… прости меня, – вдруг всхлипнула я.

– Ребенок, ты чего, плакать собралась? – Он растерянно обнял меня и прижал к себе. – Это ты прости… меня и маму… Мы взрослые люди, и давно должны были сказать все тебе…

– Да ладно. – За круговертью событий я и забыла, что родители развелись. – Может, еще помиритесь.

Он тяжело вздохнул:

– Да мы и не ссорились.

– Тогда почему?

– Знаешь, Ольк, так бывает. Просто люди вдруг решают, что они не подходят друг другу… Ну как…

– Как всадник и лошадь, – подсказала я.

– А что, в конном спорте такое бывает?

– Ну… иногда. – Я снова оживилась. – Знаешь, Эдвард Гал, например, боялся сесть на Тотиласа, а потом ставил на нем мировые рекорды, а когда его продали, то никто не мог так проехать на нем!

– На ком, на этом Гале?

– Нет, на Тотиласе! Ладно, потом. – Я махнула рукой. – В любом случае спортивная пара – это очень важно!

Папа как-то странно посмотрел на меня:

– Оля, ты вообще хочешь заниматься музыкой?

Вопрос застал врасплох. Врать не хотелось, но сказать