Шрифт:
Закладка:
Старший инспектор, не подозревавшая о душевных терзаниях психиатра, явно горела желанием поделиться знаниями об истории синих огней. Не исключено, что она специально попросила Зандлера врубить мигалку, чтобы припугнуть Маркова посильнее. В то же время каждый водитель, которому доводилось ехать по безнадежно забитым улицам Берлина в час пик, подтвердит, что надо ценить любую возможность поскорее добраться до места назначения.
— Приказ об их использовании отдал Гитлер еще в тридцать третьем году, и знаете почему? — Танненшмидт скосила глаза на Маркова, но тот не реагировал. — Он уже тогда думал о воздушной войне. На большой высоте синий свет рассеивается, вражеским бомбардировщикам его не увидеть. Занятный исторический факт, не так ли? По этой причине немецкая полиция по сей день ездит с синими огнями. Из-за Гитлера. И воздушной войны.
— Ну, в те времена, допустим, это было оправданно, — хмуро отозвался Марков, — но сейчас, думаю, мигалку можно уже отключить — мой дом на следующем перекрестке.
На Рейнхардтштрассе, угол Луизенштрассе, машина остановилась. Черные скелеты двух тополей на Карлплац образовывали зловещую арку. По тротуарам куда-то спешили прохожие, в магазинах было полно народу. В пульсирующем синеватом свете асфальт, фасады домов, окна, стекла автомобилей и даже очки на лицах пешеходов вы глядели чрезвычайно таинственно.
Припарковавшись у дома, Зандлер по распоряжению Танненшмидт оставил мигалку включенной. Выйдя из машины вместе с полицейскими и шагая к двери подъезда, Марков ощущал нарастающие нетерпение и досаду. «Недоразумение скоро прояснится», — повторял он про себя, прекрасно понимая, что это не более чем стандартная успокаивающая фраза, которую люди охотно произносят до тех пор, пока все не полетит прахом. Медная табличка «Психиатр и коуч-сомнолог. Частная практика. Встречи по предварительной записи» назойливо мелькала перед его взором, точно уведомление об ошибке. Через дорогу от дома располагался ресторан «У Рейнхардта», перед которым даже сейчас, в середине января, были расставлены уличные столики и стулья. Марков вежливо попросил полицейских подождать там, пока он ходит домой за письмом.
Те согласились, однако долго в ресторане не задержались и вскоре нагрянули к Маркову домой. Впрочем, что значит «долго»? С момента открытия теории относительности мы знаем, что абсолютного времени не существует. Если событий происходит мало, оно удлиняется, и наоборот. Вот почему для инспектора и ее помощника время ползло улиткой, пока они пили кофе и устраивали импровизированный допрос владельцу заведения, которому было что рассказать о Маркове. Каждую пятницу психиатр бывает здесь с большой компанией друзей из высшего света, с телевидения, из мира политики, кого только среди них нет (эту совместную трапезу они именуют обеденным коллоквиумом). Раньше Марков чуть ли не каждую неделю являлся с новой женщиной, но с некоторых пор приходит с одной и той же дамой по имени Констанция, кстати на редкость приятной. В другие дни они нередко заглядывают в ресторан вдвоем. Танненшмидт записала все эти сведения и многие другие мелочи, которые никто не запоминает. Что касается фамилии собеседника, она оказалась труднопроизносимой — то ли Кёльчеи, то ли Ко-лочкай…
— Зовите меня просто герр К., тут ко мне все так обращаются, — улыбнулся он.
Танненшмидт поблагодарила герра К. и на всякий случай вручила ему свою визитку.
Откуда-то послышался хлопок. Полицейские насторожились и дружно подняли глаза на окна второго этажа, где квартировал Марков, но не увидели ничего необычного. Однако, если на циферблате наручных часов Танненшмидт прошло уже полчаса с тех пор, как психиатр просил их подождать его в рсчторане, в параллельной вселенной Маркова промелькнуло от силы пять секунд.
Началось все с того, что психиатр едва не сломал ключ, открывая дверь. Он ворвался в дом и помчался по коридору в сторону приемной, включая повсюду свет. Вместе с его личными помещениями в квартире было четыре комнаты, ванная, кухня и гостевой туалет.
Корреспонденция, газеты, журналы, рекламные медицинские материалы и прочие бумаги громоздились на секретере в стиле бидермейер, стоящем в прихожей для пущей представительности. Площадь столешницы была небольшой, примерно с поднос для завтрака, и потому скопившиеся на ней документы, счета и квитанции валялись вперемешку. Сверху лежало красочное приглашение на бал-маскарад для врачей. Марков схватил его, посмотрел на гримасничающие маски и уронил.
Он принялся лихорадочно перебирать бумаги. На глаза попадались билеты на вернисажи, открытки из отпусков, благодарственные письма, оперные программки, контрамарки на спектакли или концерты, которые охотно преподносили ему пациенты и которые он откладывал в сторону, если не успевал или просто не хотел идти на представление. Имея успешную многолетнюю частную практику, Марков давно уже мог бы открыть магазин подержанных подарков, где продавались бы альбомы по искусству, спиртное, сладости и даже комнатные растения.
С секретера упали два три листка. Психиатр поднял их и аккуратно положил на место, однако вскоре на пол стали слетать целые пачки листов, и вот они уже кружились во всех направлениях, точно маленькие офисные торнадо. Человек в сизоголубом костюме, взметающий вокруг себя белые бумажные вихри, — это было поистине зрелищно. В самом низу Марков обнаружил загадочный документ, который напомнил ему снимок странного существа, похожего на сову. С трудом сообразив, что это копия старого рентгеновского снимка его грудной клетки, он скомкал листок и бросил его за спину.
В секретере было шесть ящичков, и хотя Марков понимал, что письма там нет и быть не может, он безжалостно выдвинул их один за другим. Внутри лежали допотопный замок, засаленные иностранные банкноты, оставшиеся после поездок в другие страны, десятки визитных карточек, инструкция к телефону с ПИН-кодами и паролями, а также горсть слипшихся и, вероятно, окаменевших ирисок. Марков схватил их, швырнул в угол прихожей, зло топнул, не удержал равновесия и, падая, задел торшер. Тот закачался и полетел вслед за ним. Лампочка разбилась с громким хлопком, который услышали в своей вселенной Зандлер и Танненшмидт.
Марков огляделся. Синие огни вспыхивали за окнами в унисон с его сердцебиением. Спуститься без письма и с прискорбием сообщить, что нигде не смог его найти, было бы равносильно признанию, что он