Остальные гаринафины, не готовые к столь неожиданному повороту событий, не успели вовремя убраться с пути обезумевшего собрата. Мелькали когти, громко кричали мужчины и женщины, полыхали огненные языки. И только когда пяти гаринафинам удалось скоординировать усилия, они смогли проломить череп взбесившемуся зверю. Его затмевающие небо крылья взмахнули еще раз, замерли, и тело рухнуло с высоты нескольких сотен футов на пылающий остов города-корабля внизу, отчего вверх взметнулись снасти и обломки, словно бы подброшенные извержением вулкана.

Другие капитаны воздушных кораблей последовали примеру Найе, и все новые миниатюрные летательные аппараты взмывали в ночь, направляясь к могучим гаринафинам. Не все дара, правда, достигли цели. Некоторые из гаринафинов успевали поймать барабаны челюстями, но мгновение спустя головы их озарялись ослепительной вспышкой. Другие оказались у гаринафинов в когтях, и тогда нижняя часть животного исчезала в шаре огня и света. Повсюду слышались оглушительные взрывы, дополняемые криками умирающих мужчин и женщин, дикие вопли и стоны раненых зверей – в небе снова разверзся ад.

Обезумевшие от боли животные, лишившись управления наездников, хаотично метались в воздухе, нападая на всех и все, что попадалось на пути, раз за разом изрыгая пламя. В результате этих бешеных маневров уцелевшие льуку выпадали из седел, и ослепшие, мечущиеся гаринафины врезались в корабли и толпами сжигали моряков. Они сталкивались друг с другом, что сопровождалось треском черепов и клацаньем челюстей; повсюду мелькали когти и отчаянно били хвосты; гигантские пасти изрыгали огонь до тех пор, пока один из зверей не падал бездыханным с неба, словно поверженный бог.

В результате, после того как бо́льшая часть гаринафинов погибла, три уцелевших зверя еще долго боролись в воздухе. Равные по силам, а потому лишенные возможности добиться решающего преимущества, они сплелись друг с другом, поскольку ни один из них в одиночку не мог удержаться в воздухе на истерзанных крыльях. Клубок из кожи, плоти, крыльев, когтей и челюстей, а также огненного дыхания, образованный тремя огромными животными в небе, напоминал черную тучу, рокочущую громовыми раскатами и сияющую яростными сполохами молний.

Танванаки, едва смекнув, что происходит, увела Корву подальше от сумятицы. Проглатывая слезы ярости и ужаса, она посмотрела в сторону Крифи и увидела лисьи хвосты, поднятые на флагштоках перед большим отцовским шатром, ярко освещенным горящими внутри факелами.

Пэкьу Тенрьо подал сигнал к отступлению.

Принцесса не могла поверить своим глазам.

«Но почему? Пусть даже мы и потеряли бо́льшую часть имевшихся в городе гаринафинов, разве все неприятельские воздушные корабли не уничтожены?»

Но затем, бросив взгляд поверх городских стен, она поняла, в чем дело. На берег каким-то образом высадилось войско дара, и теперь оно лилось через лагерь льуку подобно медленной волне прибоя, накатывающей на галечный пляж. Время от времени из рядов наступающих вырывались языки пламени, поджигая шатры и обрекая воинов льуку и сдавшихся солдат дара, не успевших выбраться наружу, на смерть в адском пекле. Должно быть, имперскую армию доставили сюда тем же таинственным способом, как и воздушные корабли.

Теперь, когда воцарилось полнейшее замешательство, вызванное налетом воздушных кораблей, льуку не удалось организовать сколько-нибудь достойное сопротивление на суше или на море. А поскольку отряд гаринафинов в Крифи был уничтожен, а последняя из крылатых скакунов, ее собственная Корва, почти истощила запас огненного дыхания, другого пути, кроме отступления, не было.

Танванаки вздохнула и снова приложила рупор к позвоночнику Корвы.

– Прояви милосердие, а потом уходим.

Корва замычала в знак того, что поняла. Она подлетела к клубку дерущихся гаринафинов, вздыбилась и в последний раз дыхнула на них огнем. Ошеломленные и израненные звери перестали бороться, а Корва грациозно приблизилась к собратьям и прямо в воздухе перерезала им шеи.

Потом она развернулась и направилась на запад, вслед за отступающей армией. У нее за спиной падали в море обломки горящих имперских воздушных кораблей и мертвые гаринафины, присоединяясь к обугленным тушам погибших раньше животных и превратившимся в угли останкам судов льуку.

Первые лучи зарождающегося над горизонтом рассвета озарили картину безмолвного ужаса.

* * *

Высадка Тана Каруконо под Крифи застала врасплох всех танов льуку. Хотя подробности оставались пока неизвестны, данные под пытками показания сдавшихся солдат дара заставляли предположить, что были задействованы две волны подводных лодок: первая доставила воздушные корабли-призраки, использованные для отвлечения внимания, а вторая – тех воинов, кто должен был нанести основной удар. Пэкьу Тенрьо пришел в ярость из-за того, что его не предупредили заранее обо всех возможностях подобного оружия, и велел испепелить сотню пленных дара дыханием гаринафинов в назидание всем, кто посмеет скрывать от него ценные сведения.

Робкие оправдания солдат, что никто из них даже и не догадывался о подобных способах применения механических крубенов, в расчет не принимались.

Города-корабли, выступавшие в роли носителей гаринафинов, и сопровождающие их суда эскорта, сражавшиеся в открытом море против эскадр Пумы Йему, остались теперь единственным флотом захватчиков. К ним были отправлены посыльные воздушные корабли льуку с приказом немедленно возвращаться к западному берегу Руи, куда стягивалась и отступающая сухопутная армия варваров.

Уводя войско, пэкьу Тенрьо угнал с собой и порабощенное гражданское население Руи, оставив наступающей имперской армии только пустые города и склады. Пленным, среди которых были дети от восьми лет и старики до восьмидесяти, приходилось проходить по многу миль каждый день, а отстающих зачастую убивали на месте ударом палицы по голове. Младенцев вырывали из рук матерей и бросали в придорожные канавы, а родителей гнали дальше ударами плети, невзирая на слезные просьбы: «Пожалуйста! Смилуйтесь!»

Но охранники, многие из которых были даже не льуку, а сдавшиеся в плен солдаты с Руи и Дасу, оставались неумолимы. Эти бывшие подданные империи понимали, что судьба их теперь неразрывно связана с захватчиками. Если армия Дару в конечном счете возьмет верх, участь перебежчиков и соглашателей окажется незавидной. Поэтому предателям не оставалось иного выбора, кроме как проявлять на службе рвение даже большее, чем сами дикари.

Особо примечательный образчик такого поведения являли Ра Олу и госпожа Лон. Оба из кожи вон лезли, убеждая противящееся гражданское население уходить вместе с войском льуку. Когда колонны мужчин и женщин начали останавливаться от усталости, голода и зимнего холода, Ра Олу распространил слух, что впереди приготовлена горячая еда. Подстегнутые обещанием пищи, люди ускорили шаг, но обнаружили, что министр-перевертыш просто врал, чтобы заставить их идти быстрее.

– Как только доберемся до Дасу, еды будет навалом, – заявил Ра Олу в