Шрифт:
Закладка:
Николай, как известно, особенно благоволил Клодту; даже задержка с представлением конкурсного проекта произошла оттого, что скульптор был занят исполнением его заказов. Но дело было не только в личном вкусе императора. Много позже В. В. Стасов ехидно заметит, что работа была поручена Клодту как анималисту, поскольку «полагалось, что в памятнике Крылову главное – изображение всяческих животных», а сам Крылов «на придачу»[1579]. Однако это аберрация. Решение, безусловно, принималось исходя из более серьезных соображений: Клодт – одна из знаковых фигур николаевской эпохи, гений-самородок[1580], подобный Ломоносову и тому же Крылову. Он стал первым отечественным скульптором, получившим европейское признание, его «Укротители коней» служили визитной карточкой русского искусства; неслучайно Николай I дважды дарил их иностранным монархам – в 1842 году прусскому королю и в 1846‑м неаполитанскому. В России успех Клодта интерпретировался как очередной триумф народности. Кому же еще можно было доверить столь важную миссию, как работа над памятником великому национальному баснописцу?
Хотя Клодт был «титульным» участником конкурса, его работу следует рассматривать как результат соавторства с художником-иллюстратором А. А. Агиным. Этот тандем, в отличие от содружества Теребенева и Кукольника, оказался в высшей степени успешным. Исследователи, касающиеся истории памятника Крылову, обычно ограничиваются указанием на разработку Агиным композиции и подготовительных рисунков для горельефного фриза и медальонов на пьедестале[1581]. Однако творческое взаимодействие между ним и Клодтом, скорее всего, было гораздо более тесным.
Как известно, их связывали дружеские отношения; Агин обучал рисованию старшего сына скульптора и был крестным отцом его младших детей. К 1848 году, когда Клодт получил повеление участвовать в конкурсе, Агин достиг пика своей карьеры. К тому же у него имелся уникальный опыт посмертной художественной репрезентации «дедушки Крылова». Весной 1845 года он выполнил цикл иллюстраций к одноименной детской книжке и даже, следуя французской традиции, поместил на шмуцтитуле воображаемый памятник баснописцу в виде бюста, стоящего в саду на фоне пышного трельяжа. Издание украшал портрет Крылова, сделанный с оригинала Брюллова, но основной интерес книге придавали четыре сцены из жизни баснописца. Агинский подход к изображению Крылова – без какой-либо помпы, смягчающий, «одомашнивающий», насыщающий повествование массой подробностей, равно занимательных для детей и взрослых, – послужил Клодту опорой при разработке собственного решения монумента.
Судя по графическим наброскам, хранящимся в Русском музее[1582], решение украсить пьедестал сплошной горельефной лентой из персонажей басен, как бы окружающих и поддерживающих своего создателя, пришло ему в голову сразу. Между тем в русском монументальном искусстве еще не было ничего подобного[1583]. Клодт ориентировался на самый актуальный европейский образец – еще не завершенный, но уже широко известный в проекте монумент королю Пруссии Фридриху Великому работы К. Д. Рауха. Этот памятник стал этапным для искусства эпохи историзма; он определил новую парадигму монументальной коммеморации, пришедшую на смену той, что была создана в рамках классицизма. Некогда обязательные аллегории Силы, Мудрости, Справедливости и т. п. у Рауха превратились в малозначительные декоративные элементы. Скульптор сделал упор на изображение конкретных людей – современников и преданных соратников своего государя; масса индивидуализированных фигур превращалась в коллективный портрет эпохи Фридриха Великого.
Следуя этому принципу, Раух поднял колоссальную конную статую монарха на высокий пьедестал, опоясанный горельефным фризом, представляющим толпу полководцев, государственных мужей, философов, писателей, ученых и художников – всего 74 портретных изображения. На углах пьедестала он разместил конные фигуры генералов в натуральную величину, которые сами могли бы являться самостоятельными памятниками. Когда в 1840 году модель монумента была утверждена специальной комиссией, это стало событием в художественной жизни не только Пруссии, но и всей Европы.
Ил. 91–92. Раух К. Д. Памятник королю Фридриху Великому в Берлине. 1839–1851. Фото 2013 и 2011 годов.
Клодт побывал в Берлине в 1842 году. Немецкие коллеги, восхищенные «Укротителями коней», принимали его как равного; он познакомился с автором памятника Фридриху Великому и, несомненно, имел возможность изучить его работу. Семь лет спустя, стремясь воплотить в бронзе басенный мир Крылова, он последует по тому же пути.
В самых ранних набросках постамента заметно разительное сходство с рауховским памятником, причем анималистическая перекодировка порождала неожиданный комический эффект: мощные фигуры слона и быка по углам пьедестала смотрелись чуть ли не пародиями на генералов Фридриха Великого. Столь же неудачной оказалась попытка составить композицию из фигур одинаковой высоты[1584]. Совсем недавно, в 1848 году, Клодт закончил работу над гигантским фризом «Служение лошади человеку» по рисункам архитектора А. П. Брюллова для манежа Мраморного дворца, где неукоснительно соблюдался принцип классической изокефалии, то есть размещения голов всех персонажей на одном уровне. Того же придерживался и Раух, однако для зверей – от слона и медведя до лягушек и крота – изокефалия оказалась совершенно непригодной. Это быстро заставило Клодта перейти к более сложному типу композиции, в которой одни персонажи тяготеют к нижнему уровню, а другие – к верхнему.
Фигура Крылова далась скульптору гораздо труднее. В его карандашных и перьевых набросках отразился перебор очень разных вариантов. Он и здесь начал с антикизированного решения. Это был верный, пусть и не соответствующий условиям конкурса, способ изобразить поэтом того, чей реальный облик слишком приземлен грузным телосложением и анекдотической репутацией. Клодт рисует Крылова задрапированным не в римскую тогу, как иногда ошибочно пишут, а в греческий гиматий, отсылающий к самым истокам басенной традиции. Он пробует изобразить «русского Эзопа» то полулежащим, как на пиру, то сидящим на камне в мечтательной позе, склонив голову на руку, как на гравюре 1825 года по рисунку Петра Оленина. Впрочем, скульптор не пренебрегает и фигурами в современной одежде; пробует сидящую в кресле, заложив ногу на ногу, но более подробно разрабатывает другую – человека, который сидит на округлом камне, склонившись над книгой. Он намечает даже совершенно неожиданный вариант – бюст на высокой колонне по образцу памятника Ивану Сусанину[1585].
Ил. 93–94. Клодт П. К. Наброски памятника И. А. Крылову. 1848–1849.
В финал этого внутреннего «конкурса» вышли два варианта сидящей фигуры – антикизированный и современный[1586].
Первый тщательно разработан в рисунке тушью. Поэт
