Шрифт:
Закладка:
В такой момент Уваров нуждался в чем-то, что можно противопоставить обвинениям в попустительстве пагубному духу. И здесь очень кстати пришелся проект по увековечению памяти Крылова – идеологически безупречного русского литератора.
Доселе коммеморативная деятельность Уварова неизменно пользовалась поддержкой государя, и на этот раз министр также рассчитывал произвести благоприятное впечатление и даже надеялся добиться особой милости – пожертвования на памятник. Как отмечалось в журнале заседания комитета, его члены признали, что «можно еще надеяться на увеличение собранной суммы по представлении о пожертвовании его императорскому величеству и высочайшим особам императорской фамилии»[1544]. «Еще ничего не поступило от царской фамилии. Государь, вероятно, подарит всю бронзу на памятник и барельеф», – писал на следующий день Гроту Плетнев[1545]. Ожидаемых денежных пожертвований не последовало, но в другом Плетнев не ошибся: позднее из запасов Петербургского монетного двора действительно будет отпущено 500 пудов меди стоимостью около 5 тысяч рублей[1546].
На том же заседании комитет принял решение поместить в прессе отчет о своей деятельности – сообщить, сколько денег уже собрано, и предупредить желающих принять участие в подписке о том, что через полгода она будет прекращена. Однако намеченная публикация не состоялась; в результате подписка формально так и не была закрыта и вяло тянулась еще пять лет. Последнее пожертвование – 50 рублей, присланные саратовским гражданским губернатором М. Л. Кожевниковым, – зарегистрировано в Департаменте народного просвещения 21 декабря 1853 года[1547]. Но завершающая (и курьезная) точка в сборе средств будет поставлена еще позже: 31 мая 1855 года, когда памятник Крылову уже полмесяца красовался в Летнем саду, архангельский гражданский губернатор вышлет в Петербург 1 рубль 23 3/7 копейки, которые еще с 1845 года «оставались неотправленными по случаю растраты в Мезенском земском суде» и лишь теперь взысканы с виновного[1548].
9
Выбор места: первый раунд. – Падение Уварова
Заседание 23 апреля знаменовало переход проекта в новую фазу – собственно к сооружению памятника, в связи с чем и был приглашен представитель Академии художеств, ее конференц-секретарь В. И. Григорович[1549]. Впрочем, Академии по-прежнему отводилась второстепенная роль: комитет сам наметил основные черты будущего монумента и выдвинул предложения о месте его установки.
В журнале заседания говорилось:
Обращаясь к помещению памятника Крылову, комитет полагал, что, если невозможно воздвигнуть его посреди сквера Александринского театра и должно будет поставить на Васильевском острову между Императорским Санкт-Петербургским университетом и Императорскою Академиею наук, то пространство между зданиями этих учреждений, к набережной Невы прилегающее, представляет более удобности, чем площадь перед срединою университетского дома и сквер Петербургской Биржи. Для решения вопроса о помещении определено: представить план местности на высочайшее усмотрение государя императора[1550].
Комитет недаром сформулировал свое мнение столь витиевато. По-видимому, Уваров, предлагая императору четыре точки, пытался незаметно подтолкнуть его к выбору единственно правильной – той, что была названа первой. «Сквер Александринского театра» в то время представлял собой огороженную низкой решеткой лужайку, которая занимала прилегающую к Невскому проспекту половину площади; справа на него выходило здание Публичной библиотеки. Это была локация, тесно связанная с биографией Крылова, к тому же – одна из красивейших площадей и одно из самых престижных мест столицы. Но в этом и коренилась проблема. Монумент баснописцу разместился бы на одной линии с памятниками Кутузову и Барклаю де Толли у Казанского собора, и столь явное приравнивание заслуг писателя к заслугам фельдмаршалов могло показаться чрезмерным даже в рамках новаторского культурного проекта, конструируемого Уваровым. Но главное, на другую сторону сквера выходила ажурная ограда Аничкова дворца, так что будущий памятник Крылову оказался бы едва ли не под окнами этой императорской резиденции, как Александровская колонна под окнами Зимнего дворца. Претендовать на такое место было со стороны комитета немалой дерзостью. То, что впоследствии именно здесь будет сооружен памятник Екатерине II, говорит само за себя[1551].
Ил. 80. Александринская площадь со сквером. Панорама Невского проспекта. Гравюра П. С. Иванова по рис. В. С. Садовникова. 1830. Фрагмент.
Ил. 81. Невский проспект. Слева направо: Казанский собор с полукруглой колоннадой и памятники Кутузову и Барклаю де Толли перед ним, Гостиный двор (в виде большой трапеции), Публичная библиотека, Александринская площадь со сквером и Аничков дворец с садом. План столичного города Санкт-Петербурга, гравированный в Военно-топографическом депо. 1840. Фрагмент.
В отличие от Невского проспекта, насыщенного монархическими смыслами и памятниками национальной славы, парадная часть Васильевского острова представляла собой противоположный полюс столичного пространства – интеллектуальный, образовательный, художественный. Чем не место для памятника знаменитому писателю? Тем более что сам Николай I в свое время распорядился поставить памятник Державину именно во дворе Казанского университета. Впрочем, две из трех точек, предложенных комитетом, имели существенные недостатки. Сквер на не существующей ныне Коллежской площади, простиравшейся между Биржей и зданием Двенадцати коллегий, занятым университетом, представлял собой узкий променад, обсаженный деревьями. Он был устроен по периметру площади, большая часть которой, огороженная решеткой, использовалась в качестве подсобной территории столичного порта[1552]. Очевидно, что в соседстве с сараями, навесами, штабелями и всяческой складской суетой любой монумент был бы неуместен. Площадка непосредственно перед университетом была заслонена деревьями сада, вытянутого вдоль здания[1553]. Зато место в начале Коллежской (ныне Менделеевской) линии, где через полтора столетия появится памятник Ломоносову, казалось бы, удовлетворяло всем требованиям: открытое в сторону невского простора, выходящее на оживленную набережную, оно находилось в двух шагах от университета и Академии наук. Оттуда рукой подать было и до Штаба военно-учебных заведений в Первом кадетском корпусе, и до Академии художеств, да и последняя квартира баснописца располагалась неподалеку. И тем не менее выбор в пользу этой локации был далеко не очевидным.
Ил. 82. Стрелка Васильевского острова, Биржа, Коллежская площадь с выгороженным пространством посередине и здание Двенадцати коллегий (в виде гребенки), в котором располагался университет. План Санкт-Петербурга из Meyers Geographischer Hand-Atlas (1844). Фрагмент.
Ил. 83. Площадка перед входом в университет. Вид со стороны Коллежской
