Шрифт:
Закладка:
1. Казанской Божьей Матери.
2. Скорбящей Богородицы.
3. Всех святых.
4. Святцы. Сентябрь месяц.
Престолы и жертвенники не потревожены и ничего не набезображено. Пошел к старосте и к участковому милиционеру, также сообщили в районный отдел уголовного розыска, оттуда прибыли работники, осмотрели, составили бумагу и сказали, что будем принимать соответствующие меры.
Что будет, время покажет. Не жалко икон, потому что как я умру, служить некому будет, а то обидно, что воруют люди молодые, прекрасно воспитанные, образованные, которые имеют полную возможность работать где угодно, хоть в городе на производстве, хоть в любом колхозе — везде жить можно прекрасно, но почто воруют? На что иконы? Всё равно не молятся. Не пойму, не моего ума дело… Вот так. Игумен Павел. Село Верхне-Никульское».
«Не знаю. Не приведи Господи и знать». Батюшка как-то не мог уразуметь корысти, подлости, цинизма… Мог только скорбеть о человеке, совершившем тяжкий грех: «Он достоин сожаленья».
И вот это отношение батюшки ко греху часто приводило согрешившего человека к покаянию. Украли у него из храма краску — свои же мужики, деревенские. Потом приходят, выпить им надо, стучатся:
— Отец Павел, дай стаканчики.
Батюшка выходит, выносит им стаканы, огурцы, картошку:
— Ребята, вам закусить надо.
А сам знает, что это они у него краску украли.
— Отец Павел, выпей с нами!
Батюшка с ними выпил, сидит, вздыхает:
— Ох, робята, краску у меня украли.
Те молчат.
«Утром встаю — краска у дверей», — вспоминал отец Павел.
И за то, что «людей от греха сохранял», сильно злобился враг на отца Павла. И нападения были не только в духовном, но в самом прямом физическом смысле.
«На 17 сентября — Вера, Надежда, Любовь, — рассказывает батюшка, упоминая празднование святых по старому стилю. — Рыбинские наши две монахини — мать Мария и мать Надежда. Я у них останавливался на Бебеля. Пошел на всенощную. В подряснике, скуфейке — иду, где потемнее: не все видят. А надо наоборот, где посветлее. Два парня подходят:
— Дай прикурить.
— Сроду не курю.
Опля — в рот мне сунул, как грецкий орех, что-то.
— Ты наш.
Ну, думаю, Господи, прими мою душу. Ведите с миром. А что сделаешь? Ничего.
Идем. Вошли в дверь, в другую дверь, в подвал.
— Попа надыбал!
Голосов несколько:
— Поп!
Стою. И женские голоса. Фонарики на меня наставляют. А один голос говорит:
— Это не поп. Это отец Павел.
— Ну что делать-то!
Моментально вытащили штуку эту — кляп.
— Отец Павел! Узнаю! Наливай!
Пол-литровую банку из-под консервов налили. Ну, думаю, легче умирать будет. Убьют, так хоть не больно.
— Ну как?
— Велика чаша, да по грехам моим мала.
— К такой матери…
— Спасибо, ребята.
Он руку в карман:
— Защурься!
Идем. Минут сорок идем. Думаю, в люк сейчас спустят. Толкнул меня — вот она, улица Бебеля, где мои монашки живут.
Мать Мария встречает:
— Батюшка, как ты измучился, какой ты бледный!
— Так налей ему рюмочку, — говорит мать Надежда…»
«Приидите, приимите духа премудрости. — поет голос батюшки с диктофонной ленты. Таким он был, этот удивительный старец — за Господа всё терпел. О терпении говорил:
Терпел Моисей, Терпел Елисей, Терпел Илия, Потерплю и я.Почему-то особенно доставалось отцу Павлу за Николая Чудотворца.
Может быть, оттого, что молитвенно вся жизнь Павла Груздева крепко была связана с этим святым — ему он молился, когда в Никольские морозы привязали его уголовники босого к дереву, и когда стал священником, служил в селе, названном в честь святого Николы — угодника Божия; может быть, оттого, что сам батюшка был так же отзывчив на любое горе, как и Николай Чудотворец Мирликийский… Но только именем Николы много обид перетерпел отец Павел. Вез он однажды с Марьей большую икону Николая Чудотворца из разоренного храма села Великого. Кондукторша говорит:
— Ваши билеты!
Они показали.
— А за этого старика кто платить будет? — кричит кондукторша, показывая на икону. Высадили их из автобуса прямо на дороге.
В другой раз пошел отец Павел на выборы в центральную усадьбу Марьино. А раньше как — чтобы народ заманить, открывают буфет на избирательном пункте, подкидывают чего-нибудь дефицитного, вкусного. Отец Павел проголосовал и идет в буфет. Подает деньги.
Буфетчица ему заявляет:
— А тебя, поп, Николай Чудотворец накормит, уходи отсюда.
«Так мне было обидно, — вспоминал батюшка. — Всю дорогу шел до церкви, плакал».
Когда осенью 1978 года обокрали храм в Верхне-Никульском и забрали четыре иконы, о чем пишет отец Павел в своем дневнике, то хотели унести и образ Николая Чудотворца, как вспоминает духовная дочь о. Павла:
— Нинка, церковь
