Батюшка постоянно заповедовал — творить милостыню, как о. Иоанн Кронштадтский: «Милостыня прежде всего благодеяние для того, кто ее подает».

«Аще убогим будем давать милостыню, отдаст вам Бог оную на том свете, — учил святитель Иннокентий Иркутский, — и кто больше дает, тому и Бог больше отдает, а кто меньше дает, меньше тому подает».

Милостыня — приобретение для вечности, но и в земной жизни она возвращается благом.

«Мне подарил пятирублевую бумажку, на которой написал: «Береги», — вспоминает батюшкин духовный сын. — В плане того, что надо давать милостыню, чтобы денежки водились».

У о. Павла постоянно везде деньги лежали — таким образом он напоминал, чтобы не забывали творить милостыню.

«Сам очень милосердный был, — вспоминают о батюшке. — У кого-то в селе пала корова — единственная кормилица, так он где-то нашел денег и отдал без возврата. Он мог последние денежки отдать».

«Нищой с нищова никогда не взыщет», — повторял батюшка. И еще говорил: «Бедный-то ох, а за бедным-то Бог».

Самое страшное — нищего обидеть. И необязательно того нищего, который стоит с протянутой рукой, а любого беззащитного человека, кто так или иначе зависит от тебя.

«Если кто от тебя заплачет— ух…!» — говорил батюшка так, словно нет более тяжкого греха на белом свете.

«Не бойся сильного грозы, а бойся слабого слезы…».

Отец Павел запросто мог назвать любого митрополита «Ванькой» или «Володькой», но был особенно внимателен к учителям, библиотекарям, музейным работникам, медсестрам, нянечкам и другим представителям самой нищей категории нашего общества — работникам культуры и здравоохранения, получающим копейки за свои труды…

«Ванькой» называл отец Павел митрополита Ярославского и Ростовского Иоанна (Вендланда), который после кончины архиепископа Сергия в 1967 году занял ярославскую кафедру. На древнюю ярославскую землю он прибыл из Америки, где в течение пяти лет исполнял должность Патриаршего Экзарха Северной и Южной Америки, был митрополитом Нью-Йоркским и Алеутским. И вдруг верхне-никульский старец называет его Ванька!

Духовные чада митрополита Иоанна, с которыми довелось мне встречаться и беседовать, с большой любовью вспоминали и владыку Иоанна, и архимандрита Павла, не скрывая того, что владыке «доставалось» от батюшки. Как сказала об этом Елизавета Александровна Александрина, в тайном постриге монахиня Елизавета: «У отца Павла такое отношение своеобразное было ко всем архиереям…»

Но именно владыка Иоанн возвел о. Павла в сан архимандрита.

Настоятелю Троицкой церкви

с. Верхне-Никульское

Некоузского района Ярославской области

Игумену о. Павлу (Груздеву)

Дорогой отец Павел!

Святейший Патриарх Пимен, по моему представлению, ко Дню Св. Пасхи удостоил Вас саном архимандрита.

Прошу Вас в удобное для Вас время, желательно не позднее 20 мая, но не в среду и четверг, прибыть ко мне для возведения Вас в этот высокий сан.

Бог да благословит Вас.

Иоанн,

митрополит Ярославский и Ростовский»

«27 апреля ст./ст. — 10 мая н./ ст. 1983 года возведен в сан архимандрита митрополитом Иоанном», — свидетельствует последняя по времени дневниковая запись в батюшкиных тетрадях.

Событие это произошло в Архиерейском доме на улице Емельяна Ярославского, в домовой церкви святителя Иннокентия, апостола Америки и Сибири, канонизированного совсем недавно — определением Священного Синода от 6 октября 1977 года. Как раз в 1977 году митрополит Иоанн переехал в новое епархиальное управление и освятил здесь домовую церковь во имя святителя Иннокентия, о котором он писал, еще будучи в Америке.

В епархиальном управлении на втором этаже находились покои архиерея, а внизу были кухня и домовая церковь. Отец Павел приехал на свое возведение в сан архимандрита — первым делом вывалил на кухню двух огромных судаков. Когда владыка Иоанн посвятил его, новообращенный архимандрит громко скомандовал в Архиерейском доме:

— А теперь все наверх! — Т. е. на трапезу с судаками. Митрополит Иоанн рассмеялся.

— Нинка! Архимандрит я! — шутливо хвастался батюшка своей духовной дочери.

— Из Питера Дуся митру привезла — тогда и митру-то трудно было сыскать…

«Сознание своего достоинства, своего сана архимандрита сочеталось в нем с удивительным смирением, — вспоминают духовные чада о. Павла. — Он был настолько приветливый, ласковый, что иногда можно было забыть о том, что он архимандрит. Но в нем чувствовалось что-то… Не зря он про себя говорил: «Мала куча, да вонюча», «Мал золотник, да дорог».

«Насколько это был человек-магнит, человек просветленный — как он относился к нам!»

«Вот он стоит в храме. Говорит проповедь — голос сердечный, проникает до глубины души — и все чувствуют, что это отец, который их любит. Любовь его изливалась необыкновенная, каждый ощущал на себе его внимание.

Возьмет, бывало, в свои руки твою — а руки у него мягкие, теплые — в глаза посмотрит и так поворкует… От него всегда едешь как на крыльях — не было случая, чтобы по-другому. Совершенно твой внутренний мир изменился — у тебя праздник в душе, хочется жить».

«День-два, проведенные там, обычно суббота-воскресенье, выходные дни, давали заряд на месяц — я не знаю, как это объяснить. Отец Павел плохо видел, и в течение дня ему докладывали, кто приехал — а ехали и ехали, как в московском метро — у-у! — круглосуточно едет народ.

— Отец Павел, Володька приехал!

— Какой Володька?

— Да вот, Володька шофер.

— А, Володька наш!»

Очень много духовенства окормлялось у о. Павла, и с годами все больше и больше, так что в Верхне-Никульском образовалась своя «кузница кадров», или «Академия дураков», как шутил о. Павел. И это была настоящая духовная Академия, по сравнению с которой меркли Академии столичные. Духовные уроки архимандрита Павла были просты и запоминались на