«Он за них, за этих людей, каждую Литургию молился, — говорит батюшкин сын. — Он многих в Литургию перечислял, стольких монахов, архимандритов, видимо, кого он знал на память по именам…»

«Коллективу Груздевых шлю привет и Божие благословение, — пишет о. Павел родным в Тутаев. — Жив и бегаю, сделали операцию, все лишнее удалили. Лежу в палате один под особым наблюдением и охота бы выписаться на 15 февраля, а если будет все лады, то 21 буду у Вас. Вот такие дела. Делают 4 укола в ж…. да много таблеток, из палаты не выхожу, более лежу да перебираю чотки, питание прекрасное, посещают более чем надо, все есть, дома Марья, голова не болит, давления нетути, да пока все слава Богу.

С приветом — игумен Павел,

день Суббота, а число не знаю».

Марья, батюшкина келейница, появилась в доме о. Павла, когда жива еще была Енюшка. Тяжело одному справляться с такой нагрузкой; батюшка и стирал, и готовил, и за бабкой Еней ухаживал, как за малым дитем.

«13 декабря 1973 года вышел из строю чайник, в котором я кипятил воду для чая, — жалуется батюшка в своем дневнике. — Вишь ты, потек, да ладно, в ковшике вскипячу».

«17–30 октября, 1975 год. Четверг, в ночь навалило снегу до бела и во весь день не растаял, к вечеру мороз, стирал белье, настирал две плетушки».

Спустя некоторое время — вот беда — сломалась стиральная машина «Вятка».

«Служила исправно около семи годов, — пишет о. Павел, — а что сделать, коли изломалась, всему есть предел».

Просил батюшка одну из прихожанок пожить у него, помочь с хозяйством, но у той свое на уме: «Мне 42 года, еще молодая». Отец Павел и говорит ей: «Глупая послушница хуже ворога».

А тут и болезни одолевают. «О Владычице мира, буди ходатаица! — читаем в батюшкином дневнике. — Исцели болезнь души и тела моего, шибко я болею. 4 сентября 1966 г. Господи! Хоть бы не было хуже».

«1967 год. Благовещение Пресвятой Богородицы. Что-то здорово занедужилось, или воспаление легких али грипп, не знаю чего, только здорово невмочь, жгет, колет бока, дышать худо, а кашель, как труба на Павловском заводе в Рыбне.

Вон выпил стопку водки да ложку соли, да меду стопку, да малины жмень, да чаю щепоть — всё это вскипятил и выпил, думал, как рукою сымет, ан нет, вишь ты, вырвало. Попил холодненькой водички да клюквы маленькё и вроде ничего, толькё бока вишь колет.

Господи! дока проваляюсь, ведь пятая неделя поста идет, а я и служить не могу. Ну буди воля Господня, Господь не оставит.

Вишь ты, ушел бы в больницу, боюсь оставлять — а кто служить-то будет?

Что-то больно уж колет меж крыльцам, дак ведь ну и пожил уж на шестой десяток.

Градусник ставил, все равно не легче».

Когда в доме появилась Марья Петровна — «батюшка за ней, как за каменной стеной». Трудолюбивая, с характером, повидавшая на своем веку столько, что могла и «в лоб врубить» незадачливому посетителю, Марья хорошо знала церковную службу и стала для батюшки крепкой опорой в церковных и домашних делах: «Дома Марья, голова не болит».

Иногда, желая выразить свою почтительность, приезжавшие к отцу Павлу верующие называли Марью «матушкой», на что она с возмущением отвечала:

— Да какая я вам матушка! Жен поповских матушками называйте, а у меня имя есть — Марья!

Но как-то раз призналась:

— За «матушку»-то отвечать на небесах придется!

Поэтому не надо, чтобы тебя почтительно величали, пусть уж лучше бранят и ругают.

Однажды, приехав к батюшкиной келейнице в Толгский монастырь, где после кончины о. Павла приняла она монашеский постриг, я, не зная, как к ней обратиться — ведь монахиня! — спросила:

— Марья Петровна, как мне Вас называть?

— Да хоть Манькой назови! — ответила она.

А ведь Марья с восемнадцатого года рожденья!

— А как ты, батюшка, Марью-то завлек? — в шутку спросили как-то о. Павла. — Ведь, наверное, немало трудов положил?

— Н-не-т, не завлекал я Марью, — покачал головой батюшка. — Такого «дурака», как Марья, не завлечешь! Да, Манечка? — попросил подтвердить отец Павел.

— Ой-ой, да Господи, Пречистая Богородица! — всплеснула руками Марья. — Кто же меня завлечь-то может? Люди добрые!

— Я Марью еще до ареста в храме видывал, в Тутаеве, — рассказывал батюшка историю своего знакомства с Марьей. — Бывало, соберемся в церкви-то, на клиросе поем, а туда и Марья приходила — пела, а я и думаю: «Как же баба-то хорошо поет, какая ж она умная!» Потом меня посадили… Сами понимаете, не до Марьи стало, — попробовал отшутиться батюшка.

Но помолчав, продолжил:

— Спасибо Марье! Спасибо, родные мои! И выстирает, и присмотрит за больным, хотя похлебку варить не умеет, я сам посолю, — шутка, конечно, всё Марья умеет! Как она сварит, никто так не сварит! А главное, что Марья мужа на фронт отправила, да? И муж ее герой, погиб за Родину…

— Сначала мой отец, — добавила Марья.

— Всё это она пережила, — рассказывает о. Павел. — Потом мать похоронила. Ее мать истинная христианка была, до смерти Марья кормила мать, ничем ее не обидела. Дочку вырастила и воспитала, будучи вдовой — всё это Марьины труды. У дочки сын — Павёлко, выучила внука, тоже Марьины труды. Теперь Павёлко, внук Марьи — врач, доктор! А ко всему тому и меня теперь досматривает. Спасибо Марье, пошли ей Господи крепкого здоровья! Так что не завлекал я ее, Марья — труженица! А теперь, Маня, давай споем! — обратился батюшка к Марье Петровне.

И они запели: «Помощник и Покровитель бысть мне во спасение…»

Марьина