на показатели, разнарядки. Но одна вещь все же была. Когда его спросили об отношениях Кулагина с коллективом, то завсбытом вроде бы невзначай заметил:

– Директор, покойный, любил подчеркнуть, что во французском Грасе не обучался, однако же сумел поставить дело. Наш главный парфюмер Август Бакро злился, намек в его адрес. Но никакой компрометации! Без выяснений на глазах коллектива. Мелочь! Посчитал долгом сказать.

Я хлебнул чаю. Репа продолжал:

– Ну и Зина эта… Но не того она замеса, чтобы лезть в дела, у нее вроде на личном фронте устроилось.

– А жадность? – спросил я. – Допустим, предложили деньги.

– Трусливая она, типичная барышня. Он ей шляпки, манто, а она и рада.

– Соглашусь, но ее мутную историю с перманентом или чем там нужно проверить.

– Что это ты делаешь, товарищ Лисица, а, Егор? – заинтересовался вдруг Репа.

– Неважно. – Зажав нос, я тщился распробовать пирожок, – испытывал тут одну штуку. Ощутить вкус без запаха.

Репа покосился здоровым глазом, но ничего не сказал. Вместо этого завел про другое.

– Товарищи в МУРе недовольны очень, что тебя поставили наравне с ними на это дело. Ты ж, говорят, салага, да еще с провинции. Уж не пыли. Я говорю как есть. Чтоб ты знал. И ведь правы они, нет? Их начальство ох, песочит! Пустили тебя… козла, – он проглотил слово, зажевав хлебом, – в огород!

Я пожал плечами. Отлично понимая, что мое участие в следствии не более чем каприз красивой, властной женщины, привыкшей потакать своим желаниям, уходить в сторону я все же не собирался.

– А если ей, – он произносил Ей, – не угодишь? Полине этой.

– Бросьте, Вася.

– Да что же, что она жена того самого и сама большой начальник, а все ж женский пол! Известно, что на уме – блажь да выдумки.

– Поедем лучше в институт. – Я поднялся. – Тело уже в морге, нужно заняться. А то и впрямь не угожу.

Репа насупился, но продолжать не стал.

14. Орудие преступления

Покойный директор фабрики Кулагин, со слов тех, кто его знал, и исходя из того, что я успел домыслить, представлялся типом нового «красного» барина. Костюмы, я провел щеточкой по внутреннему шву его пиджака, из английской шерсти, но обувь – «Скороход». Тип личности: общительный, энергичный. Гордец. Не терпел чужого мнения. Вспыльчив. Авторитарен. При этом, Репа обмолвился, в дела рабочих вникал вполне душевно, к примеру, устроил детский сад… В карманах пиджака обнаружились хороший портсигар, папиросы в нем совпадали с окурками в кабинете, потрепанные визитные карточки и сложенная программа эстрадного концерта. На ней неразборчиво нацарапаны буквы и цифры. Мне казалось, что чего-то недостает. Однако, еще раз проверив опись, убедился: все на месте. Бумаги, изъятые из фабричного кабинета Кулагина, в основном деловые. Среди личных нашлось несколько полезных для следствия писем. Мне же не терпелось заняться теми бумагами, которые спалили в ведерке. Их была порядочная стопка. Прочтение сожженных документов представляет значительную трудность. И все же это возможно. Любопытнейшая область криминалистики! До этого я уже исследовал методы работы с намокшими бумагами. Мусорная корзина была небольшой и узкой, кислород туда почти не поступал, вот бумаги и не сгорели дотла, а лишь обуглились, хоть и основательно. Почернели, свернулись. Если записи отпечатаны на пишмашинке или, допустим, сделаны графитным карандашом, восстановить можно. Но хрупкие листы не поддавались, крошились на мелкие части. Что же, используем вечного противника огня – воду. Закрепив лист на стеклянной пластине, я осторожно опрыскал его из пульверизатора процентным раствором глицерина в воде. Кое-какие бумаги пришлось разделять скальпелем на несколько крупных частей. В общем, провозился я порядочно! Сам прокоптился, как каплун на вертеле, а толку – пшик! Бумаги оказались, насколько я мог судить, обычными накладными на товар. Однако у меня оставался важнейший из «немых свидетелей». Самый значимый. Тело покойника Кулагина. Некоторое время он, по всей видимости, был в сознании. Потом наступило психомоторное возбуждение и случились судороги, о чем говорили сброшенные бумаги и разбитый стакан. После, довольно быстро, он потерял сознание, свидетельство тому гематома на лобной кости. Затем остановка сердца и удушье. Яд.

Число ядовитых веществ очень велико. За несколько лет в ростовской милиции я поднаторел в ядах, которые использует обыватель. Чаще всего приходилось сталкиваться с отравлением спиртом и его суррогатами, несколько реже – серной, уксусной, карболовой кислотой, морфием. Необычайно «популярен» мышьяк. Безвкусен, признаки отравления сходны с симптомами холеры, да и достать его легко. В аптеке либо как средство против крыс на рынке. А до громкого дела отравительницы Мари Лафарж его и в теле жертв не могли обнаружить. Легкомысленные и в жизни, и в смерти французы называли мышьяк poudre de succession («порошок или пудра наследования»). Томас Нил Крим, отравитель-тихоня, погубивший множество женщин, убивал своих жертв стрихнином… Сосредоточившись на теле Кулагина, я осмотрел кожные покровы в нижней части шеи, на пояснице и полость рта – она была неестественно алой, как кусок сырой говядины. Даже через смесь формалина, спирта и дезинфекции тело, которое подготовили ко вскрытию, слабо, но отчетливо отдавало парфюмерией, ароматом почти кондитерским. При доле воображения его можно было принять за миндаль. Хотя некоторые считают, что синильная кислота и ее соединение – цианид – пахнет миндалем, я бы с этим не согласился. В миндале действительно есть ничтожный процент синильной кислоты. Но мне запах этого вещества всегда напоминал скорее приторно душную ноту морилки для клопов. В малых дозах действие кислоты не опасно, и ее альдегид используют при создании душистых веществ в косметической промышленности. Как кстати. Итак, Кулагин очевидно отравлен кислотой. Я вернулся к предметам, изъятым из кабинета директора. Среди прочего была коробка с конфетами. Начинка с марципаном. Подходит, замаскировать запах. Понятная логическая цепочка миндаль – марципан. Однако конфеты оказались абсолютно чисты. Съел только одну, ту самую? Но как убийца смог предугадать это? Если не конфеты, то коньяк? Анализ выявил, что коньяк был только в одном стакане. И если яд был в нем, то дела совсем плохи. Реактив для выявления – раствор железного купороса – дает образец, окрашенный в темно-синий цвет, от того кислота и зовется синильной. Загвоздка в том, что вещество именно в коньяке таким способом определить крайне сложно. В нем уже есть дубильные вещества, и окрашивание реактива будет интенсивно черным. Тем не менее я проверил и бутылку с коньяком, и стакан. Пусто. Мало того! Яд не обнаружился и в желудке. Я сделал тесты дважды, и все же – нет. Этого не могло быть, но это было. Мистика!