Шрифт:
Закладка:
Лукницкий пошел домой по набережной Невы. Темные тучи над городом, на их фоне – шпиль Петропавловской крепости, устремленный в небо. И грозные очертания балтийских кораблей, их поднятые орудия, причудливые сплетения мачт.
Наступило время, когда на Ленинград надвинулся еще один союзник фашистов: холод… зима… снег. 14 октября в 11 часов утра первые хлопья снега коснулись земли, температура упала, стало холодно. 31 октября снежный покров достигал уже 10 сантиметров – небывало ранний «лыжный день». Первый снег – всегда праздник в Ленинграде.
Это северная столица, город, где искрами сверкают снег, лед, где царствует мороз. Теперь холод и снег вызывали страшные мысли. Что будет с трубами? В зданиях почти не осталось тепла. Большинство жителей получало в сентябре всего по 2,5 литра керосина. Теперь он кончился и не появится до февраля. Холодно в огромных зданиях вдоль Невы. И становится холодней. Утром Лукницкий заметил на тротуарах лед.
Кончилась осень, такой осени Ленинград не видывал. И наступала зима. Быть может, думал он, зима поможет России, как помогла в войне с Наполеоном. Он даже не представлял себе, как это верно: действительно, зима поможет России. Но едва не уничтожит Ленинград.
Он и в себе самом заметил перемены. Постоянно в пути – то в Ленинград, то на фронт; 4–5 дней в Ленинграде, затем неделю на фронте. На фронте войска кормили еще более или менее нормально, армейский паек составлял 800 г хлеба, 150 г мяса, 140 г крупы, 500 г овощей и картофеля. После возвращения с фронта он некоторое время не чувствовал голода. Потом его постоянно одолевал голод, с утра до ночи хотелось есть. Вечером чуть-чуть каши или макарон, но этого было мало. Он шел спать голодным и через 5–6 часов с чувством голода просыпался.
Так было во всем городе.
Люди худели на глазах. И ожесточались. У Елены Скрябиной была подруга Ирина Клюева, элегантная, красивая, спокойная, обожавшая своего мужа. А теперь она с ним ссорилась, даже дралась. Почему? Потому что он страдал от голода. Постоянно, мучительно. Стоило ей что-нибудь приготовить, как он набрасывался на еду, а Ирина тоже была голодна. К концу октября муж умер от голода, и она даже притворяться не стала, что огорчена.
Все старались растянуть свой рацион как можно дольше. Мать Елены Скрябиной делила каждый кусочек хлеба на три порции. Одну съедала утром, другую в полдень, третью вечером. А Скрябина съедала весь свой хлеб утром с кофе, это давало силы часами стоять в очередях или бегать по городу в поисках продуктов. Днем обычно охватывала такая слабость, что приходилось прилечь. Она беспокоилась о муже, у него был военный тыловой паек, но это ненамного больше, чем гражданский. Утром давали чашку каши с маслом, но он оставлял ее для сына Юрия. Очереди за продуктами стали такими длинными, что, пока продукты не кончатся, войти в магазин было невозможно. Наконец муж зарегистрировал карточки и получил воинские льготы – семье теперь выдавали на каждые 10 дней 8 мисок супа и 4 миски каши. К этому времени маленькая буханка хлеба стоила у спекулянтов 60 рублей, мешок картошки – 300 рублей, килограмм мяса – 1200 рублей.
Евгения Васютина сидела дома, как первобытный троглодит. В зимнем пальто и валенках, которые снимала только перед сном, а пальто вообще не снимала. Укрывалась матрацем и подушками, но вставала окоченевшая, чувствуя боль во всем теле. Разводила слабенький огонь между двумя кирпичами, грела чай и еду, топливом служили стружки. Электричества не было; о «буржуйке» нечего было и мечтать. («Буржуйка» – маленькая круглая печка, ее использовали в Петрограде во время холода и голода в 1919 и 1920 годах «бывшие люди».) Больше всего на свете ей хотелось обыкновенного чая – чая с сахаром и с булочкой. Но это было невозможно. Она делила порцию хлеба на 3 части, величина каждой части – как плитка шоколада. На каждую она клала капельку масла, сливочного или растительного, одну съедала на завтрак, другую в полдень, а третью прятала в абажур, на котором изображена была маленькая балерина. В прежние времена, когда Евгения Васютина вращала иногда этот абажур, балерина словно кружилась в розовом вихре.
Но теперь электричества не было, и она суеверно надеялась, что никому не придет в голову искать там еду.
Голод и холод все подчинили своему жесткому режиму. На город потоком обрушивались бомбы и снаряды. Лишь два дня за период с 12 сентября до 30 ноября нацисты не обстреливали город. В другие дни – непрерывный обстрел, бомбежки. В сентябре – 5364 снаряда, 991 фугасная бомба, 31 398 зажигательных; в октябре – 7590 снарядов, фугасных бомб – 801, зажигательных – 59 926; в ноябре – 11 230 снарядов, 1244 фугасные и 6544 зажигательные бомбы; наконец, в декабре – 5970 снарядов, 259 фугасных, 1849 зажигательных бомб. И бесчисленные пожары, лишь в октябре – свыше 700.
В эти мрачные осенние месяцы было совершено 79 % всех воздушных налетов на Ленинград за время войны, и на этот же период пришлось 88 % жертв из всех причиненных фашистскими налетами.
Все сведения поступали в городское бюро учета. Вот один из материалов, поступивший в октябре: «Улица Марата, дом 74. Две фугасные бомбы попали в оба крыла дома. Под развалинами разрушенного здания найдены трупы: инженера-архитектора Жукова, 35 лет; Огурцовой, 14 лет; Тюриной, 35 лет; Потехиной В., 17 лет; Цветкова, 28 лет. Труп Е.В. Куненковой, 60 лет, был найден в противоположном крыле здания, поскольку взрывной волной она была выброшена из окна. Потехина В. была найдена в развалинах двухэтажного дома, девушка звала на помощь, ее отец прибыл с командой ПВО и стал разбирать развалины, из-под которых доносился крик: «Папа, спаси меня!» Но когда подняли последние балки, девушка уже умерла от ранения в голову».
Немцы составили схему города, чтобы вести артиллерийский огонь более целенаправленно.
