рационом, который установил Павлов, тяжелей всего отразился на иждивенцах и детях. Пока что рабочие и служащие получали достаточно еды, чтобы поддерживать свои силы. Но этого не имели остальные ленинградцы, не вносившие непосредственный, жизненно важный вклад в оборону.

Иждивенцы и дети получали 1 октября треть буханки хлеба низкого качества и на месяц 400 г мяса, 450 г крупы или макарон, 300 г подсолнечного или сливочного масла, 1200 г конфет или кондитерских изделий. И все. Кроме скудного хлебного пайка, лишь 2 кг еды на месяц, меньше 400 г в неделю – для поддержания жизни. Более того, почти сразу же количество всех выдаваемых продуктов, кроме хлеба, стало ниже установленной нормы. Вместо мяса выдавали рыбу или консервы, в «кондитерские изделия» входило столько заменителей, что это было слабым подспорьем. Вместо масла или жиров могли выдать конфеты. И постепенно хлеб – такой, каким он был, – становился все чаще единственной едой, которую выдавали. Шестнадцатилетний подросток и пятилетний ребенок получали одинаковую норму питания. В сентябре и октябре уже были случаи смерти от голода, к удивлению и ужасу узнавших об этом ленинградцев. Умирали именно те, кто жил на эту резко уменьшенную норму, не имея дополнительного резерва.

Дмитрий Павлов, деятель молодой, энергичный, ставший 8 сентября продовольственным диктатором, изо всех сил старался выкроить для города каждый грамм продовольствия. Задача неразрешимая, он это хорошо знал и все-таки продолжал бороться. 1 октября выпустили новые продовольственные карточки, ужесточили правила.

В связи с новой выдачей карточек их общее количество снизилось до 2 421 000, на 97 тысяч меньше, чем в сентябре, но все-таки их количество оставалось большим. Павлов отменил все специальные пайки, ведь только в сентябре специальных карточек было выдано 70 тысяч. Многие уехали к эвакуированным детям. Раньше предприятия выдавали дополнительные пайки своим служащим. Теперь их отменили, а руководителей предупредили, что за нарушение карточной системы они пойдут под трибунал. Женщину, работавшую в типографии, где печатали карточки, присвоившую 100 штук, расстреляли. В типографии поставили вооруженную охрану, установили металлическую ограду и никого не впускали, даже директора завода.

Павлов понимал, что все эти меры предосторожности необходимы. Люди старались любыми способами достать дополнительную еду. Началось вымогательство. Мошенники усердно подделывали карточки, используя чернила и бумагу, украденную из государственных запасов, а продавцы при тусклом свете керосиновых ламп не могли заметить подделку.

Павлов предпринял новые меры – убедил Жданова отдать специальный приказ 10 октября, которым предусматривалось, что каждую продовольственную карточку в городе следует зарегистрировать с 12 до 18 октября. Он, кроме того, боялся, что немцы могут подбросить множество фальшивых карточек[160]. Была поставлена невероятная задача.

Для проверки выделили 3000 членов партии, они затратили тысячи часов. Каждому жителю предписано было представить свою карточку и документальное подтверждение, что она выдана именно ему. После 18 октября никакие продукты не выдавались, если на карточке не стоял штамп «перерегистрировано», а неперерегистрированные карточки подлежали конфискации. Правила жесткие, но зато было достигнуто следующее сокращение числа карточек: на хлеб – 88 тысяч, на мясо —97 тысяч, на жиры – 92 тысячи. Результаты существенные, при всей масштабности поставленной Павловым задачи. С другой стороны, Павлов находил самые неожиданные источники добывания продовольствия: к 20 сентября собрали на окраинах, нередко под огнем немцев, 2352 тонны картофеля и овощей, а затем, до того как земля замерзла и стала твердой, еще 7300 тонн. 8000 тонн солода было взято с закрывшихся пивоваренных заводов и перемешано с мукой для выпечки хлеба. Забрали 5000 тонн овса на военных складах для добавления в хлеб. Лошади умирали от голода, или их забивали. Некоторых удалось спасти благодаря заменителям: связки веток настаивали в горячей воде, затем посыпали жмыхом из семян хлопчатника и солью. Другой заменитель изготавливали из жмыха, остающегося от выжатых семян хлопчатника, из торфяной стружки, мучной пыли, костной муки, соли. Лошадям это не особенно нравилось. Группа ученых под руководством сотрудника лесотехнического института В.И. Шаркова разработала рецепт изготовления пищевой целлюлозы из опилок хвойных деревьев. В середине ноября ее уже добавляли в хлеб, за время блокады ее потребление составило 16 тысяч тонн.

15 сентября Павлов распорядился выпекать хлеб по такому рецепту: ржаной муки – 52 %, овса – 30, ячменя – 8, соевой муки – 5, солода – 5 %. К 20 ноября кончился ячмень, тогда рецепт изменился: 63 % ржаной муки, 4 – льняного жмыха, 4 – отрубей, 8 – овсяной муки, 4 – соевой, 12 – солодовой, 5 % муки из затхлого зерна.

«Вкусовые качества хлеба ухудшились, он отдавал затхлостью и солодом», – признает Павлов.

Продовольствие доставляли через Ладожское озеро на баржах и кораблях; Жданов сказал морякам, что от них зависит судьба Ленинграда.

Выделили для этой работы 49 барж, некоторые затонули вместе с грузом, но 2800 тонн зерна, проросшего, имевшего не особенно привлекательный вид, извлекли со дна озера. И у хлеба затем был привкус плесени.

Но все-таки Ленинград был на грани катастрофы. 1 октября город имел запас муки лишь на 15–20 дней, всего 20 052 тонны, если быть точным.

Никогда не прекращался поиск пищевых заменителей. В порту нашли запас жмыха из хлопковых семян, предназначавшийся для сжигания в корабельных топках. Жмых никогда не употребляли в пищу, поскольку он содержит яд. Но Павлов выяснил, что ядовитые вещества при высокой температуре разрушаются, и добавил жмых, 4000 тонн, к пищевым запасам. Сначала добавляли к хлебу 3 % жмыха, затем – до 10 %.

«Мы ели хлеб, тяжелый, как булыжник, горький от хлопкового жмыха, – вспоминает Евгения Васютина. – Этот хлопковый жмых полагалось бы давать в пищу скоту».

Обшарили все закоулки, все щели в поисках продовольствия. На складах Кронштадта нашли еще 622 тонны ржаной муки, 435 тонн пшеницы, 3,6 тонны овса, 1,2 тонны растительного масла. На пивоваренном заводе имени Степана Разина обнаружили подвал, наполненный зерном. Очистив склады, элеваторы, железнодорожные вагоны, добыли еще 500 тонн муки. Переучет запасов помог выявить, что занижено количество муки, ее на 32 тысячи тонн больше.

Тянулся октябрь, и все сильней ощущалась нехватка продуктов. Иногда Евгения Васютина, придя домой, весь вечер плакала. Голодная, замерзшая, новости такие, что думать о них страшно. В городе неудержимо разворачивалась торговля, среди товаров первое место занимала водка, затем – хлеб, папиросы, сахар, масло. Все больше поговаривали о новом снижении продуктовых норм. А другие говорили, что нормы повысят, что по Ладожскому озеру везут много продуктов.

Настроение людей в городе становилось все более мрачным. И Лукницкого охватило беспокойство, он тревожился о старом отце, о двоюродных братьях, о своем близком друге Людмиле – все они так или иначе на