На столе нашлась записка от Йена:

Берите все, что захотите. Пусть это ничтожная плата, но она будет моей благодарностью за то, что вы позаботились о Лизе. Пожалуйста, сделайте так, чтобы ей больше не причиняли боль, даже когда она стала призраком.

В дорогу он приготовил им мясо и хлеб, два мягких шерстяных покрывала, еды для лошадей и даже угощение для Кисточки. Северяне не стали раздумывать и просто приняли это, как он и хотел, а потом тайно выехали из города, прихватив Июля.

Отмытый песик с комфортом устроился на руках демона с Черничной горы, что очень раздражало Кисточку. Но в конце концов, повозмущавшись и покусав уши и пальцы Найта, она все же смирилась.

Аури и Вариан были рады, что в их компании прибавление. Они поочередно забирали песика себе, чтобы потискать мягкие бока и пузико или скормить ему кусочек мяса. Хан подозревал, что скоро Июль превратится в увесистый шар, если ревнивая ласка не сговорится с какой-нибудь пролетающей мимо хищной птицей, и та не сожрет его раньше.

Ватрушки, которые лучник взял из таверны ночью и оставил в швейной мастерской, в итоге все съел Вариан, пока ждал пробуждения Найта, и сказал, что виноваты нервы. Хотя очевидно, что дело в его бездонном желудке.

Хан весь день размышлял, злился и сердито жевал сухари, пока на пути не попался ручей. Тогда лучник спешился и засунул голову, которая, казалось, скоро задымится, в холодную воду. Это немного помогло.

Наблюдая за его странным поведением, набиравшая рядом фляжки Аури ничего не сказала, но по лицу можно было легко понять ее мысли. Без сомнения, премудрая шаманка думала что-то вроде: «Не стоит так сильно напрягать могз – тебе это вредно».

Но как иначе? Ситуацию необходимо было проанализировать. Хан никогда не считал себя благоразумным, да и никто другой его таковым не считал. В своей жизни он совершил множество необдуманных поступков, попадал в разные неприятности, ввязывался в опасные дела.

В детстве он был хулиганом, до академии – безбашенным подростком, живущим только мыслями о границе и развитии своих магических способностей, а сейчас его можно было назвать отчаянным и в какой-то степени даже одержимым своей идеей и местью. При всем этом он весь состоял из противоречий.

К тому же с его сердцем было кое-что не так, и это не давало ему покоя и не позволяло жить в гармонии с собой. Там не хватало огромного куска, вырванного с плотью и кровью три года назад. Хан все пытался заполнить эту дыру, но она никак не зарастала. Да и вряд ли когда-нибудь зарастет. Он уже принял этот факт и жил с невидимой раной, прикрытой высокомерием, сарказмом и ухмылкой. И ему было хорошо, потому что он всегда был таким человеком.

Но как он мог рискнуть своей жизнью, а значит, возможностью отомстить и защитить тех, кто еще у него остался, ради Покровителя, от которого желал избавиться? Почему Хан должен чувствовать, что он в долгу перед ним?

Ему хотелось разбудить Найта и спросить, почему он оставил свое чувство самосохранения на Черничной горе. Куда делся трусливый молодой господин? Зачем он пытался быть героем?

Хан ненавидел быть в должниках и не желал таскать за собой бремя. Подняв ту упавшую балку, он обжег руки и потратил много энергии. Он считал это расплатой за пойманную Найтом стрелу, но этот дурак проснулся и назвал его хорошим человеком.

Откуда это чувство вины? Почему Хан вдруг ощутил себя подлецом?

Впервые он не мог понять чьих-то мотивов. У Найта не было причин любезничать с ним, они ведь все уже решили. Разве могут существовать такие идиоты, которые что-то делают для чужих людей и ничего не ждут взамен? Кем возомнил себя этот Найт? Разве кто-то просил его помощи или пытался добиться уважения?

Хан злился еще и потому, что они катастрофически не успевали. Намереваясь пробыть в Тинном всего один день, они проторчали там целых три. Еще и Аури ни в какую не хотела уезжать, пока не подлечит спину лекаря. Как и обещеала, она это сделала, пробравшись к старику в дом посреди ночи, и едва не доведя его до сердечного приступа. Она не стала ничего ему рассказывать о поступках людей, которых он так старательно лечил, лишь уверила, что Лиза ни в чем не виновата.

К местам, где останавливались на весну северные кочевые племена, они добрались только на восьмой день.

Ранним утром пятеро всадников выехали из леса к окруженной им и далекими горами с заснеженными вершинами большой долине, через которую прорезала себе путь бурная река с мерцающей на солнце водой.

Река Софи, исток которой находился на Великом Северном хребте, являла собой зрелище величественное. И не потому что была широкой, а из-за бирюзового цвета воды и силы, которую содержал в себе могучий поток.

– О великая Марина, какая красота! – воскликнул Вариан, вспоминая самую младшую из четверых богов, владычицу всех вод. – Если б я родился кочевником! Аури, неужели ты выросла в таком месте?

Девушка улыбалась, вдыхая всей грудью свежий воздух с гор.

– Почти, – сказала она, срывая полевой цветок и втыкая его в одну из своих косичек. – Мы останавливались тут весной. Когда нас с братом спасла Элисте, мне было тринадцать, а ему десять. Так что я бывала здесь на протяжении семи лет.

Вариан спрыгнул с лошади и, бесконечно восклицая, побежал к ярким оранжевым цветам, по форме бутонов напоминающим розы.

– Это купальница, да? Обалдеть, как их много! О, а здесь еще больше! Какая ж красота!

– Теперь повернись и иди туда. – Аури показала в сторону склона, ведущего к реке.

Все последовали за Варианом и бегущим рядом с ним Июлем. Паренек и песик спустились первыми, и тут же раздался звонкий голос:

– Боги! Почему я не побывал тут раньше?! Всевидящей Сибилле такое даже не снилось! А дядя мне все твердил: «Где ты найдешь такие красоты, как в столице? Старинные дома, мосты, храмы – выдающаяся архитектура, дорогой племянничек. Здесь центр всего севера, здесь образование и перспективы. А ты собрался в армию!» Но вот, что я вам скажу: к демонам архитектуру, к демонам образование! Я буду валяться в цветах!

И с этими словами он упал в море маленьких солнц.

Песик