Пасфёро и Виллель снова присутствовали на пресс-конференции в Доме правительства. Пресс-секретарь дал искажённую версию расправ и преуменьшил число жертв — чаще всего беспорядки скромно именовались «инцидентами». Он объявил об аресте нескольких террористов, «личности которых не удалось установить», пообещал, что против них будут приняты меры, и сообщил об уничтожении значительной банды феллага на полуострове Колло, откуда было изъято немалое количество оружия.

Виллель понимающе улыбнулся, а Пасфёро с огорчённым видом пожал плечами, что вызвало гнев пресс-секретаря:

— Вы снова сомневаетесь в точности моей информации?

— Естественно, — спокойно ответил Виллель, поднимаясь на ноги.

— Приходите ко мне в кабинет вместе с Пасфёро. Мы должны вместе разобраться с этим раз и навсегда.

Коллеги из местной прессы с удовольствием безупречных паинек наблюдали за тем, как два плохиша отправились в кабинет директора.

Едва оставшись наедине с двумя специальными корреспондентами, пресс-секретарь сменил тон. Он откинулся в кресле, голова безвольно запрокинулась на подголовник.

— Выкладывайте, — устало сказал пресс-секретарь.

— Начнём с того, — сказал Виллель, — что в результате беспорядков погибло семнадцать человек, а не шесть, не было произведено ни одного ареста, а правительство не планирует никаких дисциплинарных мер…

— Во-вторых, — вмешался Пасфёро, — в перестрелке в Колло нам досталось больше всего: пятнадцать убитых и двадцать два раненых. Изъятое оружие представляло собой два охотничьих ружья. Но как же оружие, которое было потеряно? Оно не упоминалось ни в одном отчёте.

Пресс-секретарь поднялся и начал расхаживать взад-вперёд по толстому офисному ковру, разглядывая двух подручных из-под ресниц, изогнутых и длинных как у женщины — он так часто запутывал и обманывал их, что теперь был вынужден отнестись к ним с определённой долей откровенности и честности.

Су-префект, сделавший карьеру в кильватере министра-резидента, пресс-секретарь позволил себе увлечься алжирской трагедией и, со всеми ресурсами живого ума, со всей беспринципностью ученика Макиавелли, посвятившего себя какому-то делу, он шаг за шагом приступил к защите Алжира.

— Хорошо, — сказал он, — нет смысла вас обманывать, ваша информация совершенно верна. Но что хорошего в том, чтобы обнародовать её на данном этапе? Это только усилит общую тревогу. Мы находимся на грани катастрофы — в ближайшие несколько дней может произойти всё, что угодно. Толпа может стать полностью неуправляемой, европейцы и мусульмане могут начать убивать друг друга. Но мы ничего не можем поделать, наши руки связаны твоими друзьями, Виллель: им нужна потеря Алжира, чтобы захватить власть… и не страшно, если весь город Алжир сгорит в огне.

— Господин пресс-секретарь, вы преувеличиваете, мы только хотим спасти то, что ещё можно спасти, договорившись с некоторыми действующими бойцами ФНО.

Зазвонил телефон.

— Какого чёрта, интересно, надо этому ублюдку?

Живя теперь в компании военных, пресс-секретарь перенял грубую манеру речи, которая, по его мнению, от него требовалась.

Однако трубку снял.

— Алло? А, это ты Вивье?… Что такое? Фроже только что убили? Где? На ступеньках главного почтамта… Серьёзно? Мне, чёрт возьми, следовало бы так думать. Теперь мы влипли, Вивье. Нет, уведомить шефа — ваше дело. В конце концов, вы глава службы безопасности…

Не медля больше ни минуты, оба журналиста выскочили из комнаты и помчались вниз по мраморной лестнице Дома правительства.

Амеде Фроже, президент Федерации мэров Алжира, в силу своих достоинств и недостатков стал знаменосцем всех колонов. ФНО ударило европейцев прямо между глаз. Последствия этого обещали быть ужасающими.

В одиннадцать часов вечера Пасфёро, который только что передал свой материал по телетайпу, присоединился к Виллелю в пресс-клубе, единственном месте, которое оставалось открытым после комендантского часа. Этот коридор, который заволакивал сигаретным дым, представлял собой бурлящую массу журналистов, представителей полиции, сутенёров и осведомителей, торговцев наркотиками, агентов секретной службы, профессиональных проституток и шлюх-любительниц, причём последние, как и первые, высматривали новичка, который был достаточно пьян, чтобы пойти к ним домой.

— Ну, — поинтересовался Виллель, — что новенького?

— Похороны назначены на завтра, двадцать восьмого декабря. Отличное начало Нового года!

— Этот год ещё увидит независимость Алжира, это неизбежно. История, подобно реке, всегда течёт в одном и том же направлении.

— Чушь! — сказал Пасфёро. — Эта необратимость истории — полная чушь… Твои маленькие коммуняцкие дружки очень умно выбрали себе судьбу. Какую силу она им даёт!

— Думаешь, Алжир можно спасти? Разве ты не видишь — он прогнил насквозь. Он кажется вполне цельным, но это всего лишь фасад, который будет разрушен в результате всеобщей стачки, которой Каир и Тунис угрожают перед дебатами в ООН. У нас в Доме правительства столько же чиновников, даже больше, чем в прошлом году, и все они продолжают посылать друг другу меморандумы и публиковать отчёты, но машина работает вхолостую, никто их не читает, никто не действует в соответствии с ними. Тем временем четыреста тысяч солдат стоят наготове, ожидая возможности вернуться домой.

— Ты преувеличиваешь, армия удерживает сельскую местность.

— Возможно, но она не контролирует ни одного города — сфера её полномочий заканчивается у ворот. А что ты найдёшь в городах? Парочку-другую старых фликов, которые запутались в своих нормативах мирного времени, у которых нет информации и которые слишком озабочены спасением своих шкур. Восстание, словно червь, проникло в этот беззащитный плод и пожрало его изнутри. ФНО владеет городами, начиная с самого города Алжир: следовательно он победил. Вспомни Марокко — восстание там началось в мединах, а затем их примеру последовали внутренние районы.

— Почему бы не ввести армию в города?

— Об этом не может быть и речи, это незаконно.

— Но сейчас законность служит для прикрытия банды террористов и убийц. Ты и сам прекрасно знаешь, что несколько сотен убийц контролируют весь город Алжир.

— Те, кто выступает за вывод войск из Алжира, очень заинтересованы в юридическом аспекте. Законность интересна только тогда, когда она полезна для нас и на нашей стороне.

— Ты говоришь как Луи Вейо[219], дорогой мой Виллель: «В свободе, которую вы требуете от нас во имя ваших принципов, мы отказываем вам во имя наших».

Подошла девица и села за их столик — светлые волосы упали ей на лицо, груди обвисли, и от неё разило выпивкой.

Виллель шлёпнул её ладонью по заду:

— Знаешь, Пасфёро, я собираюсь с ней переспать. Чаще всего человек спит с тем, кто попадётся под руку.

Он поднялся на ноги и обеими кулаками упёрся в залитую вином скатерть:

— И, возможно, по этой же самой причине я плыву по течению истории.

* * *

Похороны Амеде Фроже вызвали несколько вспышек насилия, во время которых сколько-то мусульман, не имевших никакого отношения ни к убийству, ни к ФНО, были забиты до смерти