в борьбе с терроризмом, европейцы выйдут на улицы, начнутся массовые убийства, и все снова скажут, что Франция не в состоянии поддерживать порядок в Алжире — поэтому его необходимо освободить, поставить проблему на международное положение и направить наблюдателей ООН, что будет равносильно победе ФНО.

— Это всё ещё означает, — продолжал майор, — что после того, как нам пришлось побывать школьными учителями и выкармливать детей из рожка, от нас теперь хотят выполнения полицейской работы. Это крайне неприятно.

— Да, но вы все прошли подготовку в области оперативной разведки. Рассматривайте это алжирское дело, как битву, которую вы должны выиграть любой ценой, самую важную из ваших битв, даже если это не обычная кампания. Здесь ставки даже выше, чем в Дьен-Бьен-Фу. Полки войдут в город Алжир после наступления темноты двадцать четвёртого января. Население должно проснуться утром в новом городе, хозяевами которого будете вы. Удивление, шок, должны быть одинаково сильны и для мусульман, и для европейцев. У вас есть право на реквизицию, вы можете войти в любой дом, днём или ночью, без ордера на обыск.

— Кто даёт нам это право? — спросил Буафёрас.

— Вы сами его возьмёте. Генерал встретится со всеми командирами подразделений в полночь двадцать четвёртого числа. Доброй охоты, господа.

Буафёрас расстался с Маренделем, который решил провести ночь у Кристины Белленже, и отправился с докладом к полковнику Пюисанжу, который послал за ним.

Буафёрас был одним из немногих офицеров-парашютистов, которые состояли с ним в хороших отношениях. Этот человек не внушал капитану отвращения, несмотря на свой извращённый ум, любовь к интригам, отсутствие совести, добросовестности и чести, а также чудовищную жажду власти, которую он мог утолить только в тени старших по званию, что делало его коварным и в то же время озлобленным. Буафёрас испытывал определённую тягу к людям, которые по образу и подобию его отца преследовали великие цели окольными путями — к ученикам Макиавелли, Игнатия Лойолы, Ленина и Сталина.

В тот день Пюисанж сидел с лицом сфинкса, полузакрыв глаза. Он был посвящён в великие тайны и стремился казаться таковым.

— Мой дорогой капитан, — сказал он, — вас отправляют в приключение, которое имеет все шансы сломать вам спину. Вы знаете, какое глубокое уважение я питаю к полковнику Распеги, лучшему солдату французской армии, а также к вам и вашим друзьям… Поэтому я решил помочь и предоставить один из ключиков к городу Алжир, который позволит вам двигаться дальше, пока остальные топчутся на месте. Этот ключ зовётся месье Арсинад. Он будет ждать вас сегодня вечером в восемь часов в баре «Алетти» — на нём будет серый костюм, и он будет демонстративно читать «Нувель Франс». Отныне, мой друг, всё зависит от вас!

После ухода капитана Пюисанж позволил себе улыбнуться, барабаня пальцами по стеклянной панели, покрывавшей его стол. Он чрезвычайно ловко выпутался из затруднительного положения, избавившись от этого безумца Арсинада, подсунув его Распеги вместе с трупом торговца тканями, и сведя тем самым счёты с полковником.

После часовой беседы с Арсинадом Буафёрас пришёл к выводу, что этот человек — буйный сумасшедший, и что Пюисанж в очередной раз позволил себе манёвр, для которого он не видел ни смысла, ни причины. Арсинад утверждал, что главный лидер восстания Си Миллиаль проживал в городе Алжир под именем Амар, а вместе с ним руководители восстания в Алжире — Аббан, Белкасем Крим, Бен М'Хиди и Далхад Саад, — и что он, Арсинад, завладел двадцатью миллионами франков, принадлежавших мятежникам, не говоря уже о плане всей финансовой организации автономной зоны.

Он достал этот план из кармана вместе со списком имён торговцев, которые выступали в роли казначеев ФНО.

— Денежные вопросы, — сказал Арсинад, — всегда были слабым местом ФНО. Многие сборщики сделали ноги с кубышкой, поэтому Шихани решил разделить торговцев на группы по десять человек — получив подписку от девяти из них, сборщик затем передавал средства десятому, что позволяло не оставлять в руках молодых головорезов большие суммы…

«Если эта безумная история правдива…» — внезапно задумался Буафёрас.

Он положил бумаги в карман и попросил Арсинада собрать свою команду «активистов» следующим вечером, а также принести с собой найденные средства.

Слово «активист» имело подлинно революционный оттенок, и Арсинад сразу же ухватился за него. Он нашёл новое слово, имеющее определённую твёрдость, к которому мог прицепить, точно красные воздушные шарики, свои фантасмагории.

Расставшись с ним Буафёрас позвонил инспектору Пуастону и спросил:

— Какое управление полиции хранит конфиденциальную информацию, связанную с восстанием, иными словами, картотеку мятежников?

— ДСТ[222], — ответил Пуастон, — но ничто не убедит их открыть к ней доступ, тем более для вас.

— Где хранится картотека?

— Управление национальной полиции, третий этаж префектуры, комната четыреста семнадцать. Это всё, что вы хотите знать? Вам лучше поторопиться, картотека может быть перемещена в любой момент.

— Спасибо за информацию, Пуастон.

— Но я не давал вам никакой информации!

* * *

Вечером 20 января Марендель навестил Кристину Белленже. У него не было времени предупредить о своём приходе, и он застал её в компании друга-мусульманина, которого ему представили под именем Амар. Кристина сказала, что знает его очень давно, потому что он был её проводником во время первой экспедиции в Мзаб[223]. Ему удалось ввести её в некоторые круги ибадитов[224], в священный город Мелику и познакомить со старым чиновником кофа, который поделился с ней ценными сведениями об имамате Тиарета в X веке.

Кристина была какая-то суетливая и встревоженная — она то и дело прибегала к техническим терминам и историческим ссылкам, чтобы сделать присутствие Амара более оправданным.

Сначала капитан подумал, уж не спала ли она с этим арабом в его отсутствие, но быстро понял, что это крайне маловероятно. С Кристиной Марендель обрёл покой и счастье, удовольствие от долгих бесед, а также ласку и заботу — всё то, чего не могла дать ему Жанин. Она была не из тех женщин, которые стали бы скрывать другую связь, если бы та существовала. Она откровенно призналась ему в куда более постыдных вещах, например в прошлой страсти к одной из своих юных учениц, от которой так и не смогла до конца исцелиться.

Амар казался довольно странным парнем, с искрящимися умом глазами, широким лбом над довольно заурядным лицом и маленькими, как у ребёнка, ручками.

— Я очень рад познакомиться с вами, господин капитан, — сказал он своим мягким голосом. — Кристина часто рассказывала мне о вас и о том, что вы пережили в Индокитае. Она немного беспокоится, потому что считает, будто я ещё