Когда первые джипы тронулись в путь, он лежал на своей походной койке и курил короткую трубку. Пытался вспомнить, предусматривают ли армейские уставы, которые предусматривали все возможные варианты, что полк во французском городе в мирное время, без объявления чрезвычайного положения, без официального заявления правительства, может быть наделён всеми гражданскими и военными полномочиями, включая полномочия всех подразделений полиции… Нет, такого предусмотрено не было.

Его размышления прервало появление Маренделя.

— Ну, и как далеко вы продвинулись? — поинтересовался де Глатиньи, неосознанно подчёркивая, что не разделяет их действия всей душой.

Выглядел Марендель довольно странно. Выражение лица состарило его, внезапно показав, что ему за тридцать, и он перенёс много лишений.

— Жак, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Слушаю тебя.

— Личном одолжении… Я хочу, чтобы ты вместе со мной провёл обыск.

— Ты можешь взять мой джип и водителя. Не вижу какая польза в моём личном присутствии.

— Я хочу, чтобы ты пошёл со мной к Кристине Белленже. Именно там скрывается Си Миллиаль, один из лидеров мятежа.

Де Глатиньи вскочил.

— Что?! Не может быть! Полицейские слухи… Этим парням нельзя доверять ни на йоту. Не забывай, ты числился у них коммунистом. Я совсем немного знаю Кристину, но по всему видно, что она очень нежная, сердечная девушка. А Си Миллиаль теперь — человек, который организовал террор, кодифицировал и систематизировал его.

— Я познакомился с этим Си Миллиалем у неё дома. Он цитировал мне Камю — «Праведников», — а вчера я жал ему руку, как другу, — ту руку, которая ответственна за каждую бомбу, взорванную в городе Алжир. Мы слушали музыку. Он любит Моцарта так же сильно, как и я.

— Но Кристина, конечно же, не знает, кто он на самом деле, правда?

— Она знает. Она упрекает меня, что я похож на полицейского, но согласна с тем, что он убивает женщин и детей. Коммунисты совершенно правильно обращаются со своими интеллигентами, как с телятами, кастрируя и откармливая их, потому что знают — их прекрасные принципы позволяют вести себя сколь угодно грязно и подло, оставаясь в полном согласии со своей эластичной совестью.

— Не стоит так переживать.

— Жанин была маленькой грязной шлюшкой, а теперь эта девица морочит мне голову своей гуманистической позицией, когда без конца взрываются бомбы. Она сделала меня сообщником террористов.

— Ладно. Я пойду с тобой.

Это был ещё один случай, который не предусматривался армейскими уставами.

* * *

К дому Кристины Марендель и де Глатиньи отправились в сопровождении двух парашютистов. В гостиной горел свет.

Марендель поставил солдат по обе стороны от входа с приказом стрелять в любого, кто попытается вырваться наружу, затем открыл тяжёлую обитую гвоздями дверь ключом, который дала ему Кристина.

Свет из гостиной падал на лестницу, освещая плитки с голубым рисунком. Раздался голос Кристины:

— Это вы, Ив?

— Да, я привёл друга. Рассказал ему про Амара, и он хотел бы с ним познакомиться.

Амар сидел в кресле и своими маленькими ручками листал книгу по искусству. Рядом на столике стоял стакан виски.

Он поднял глаза, улыбнулся Маренделю и встал.

— Рад снова вас видеть, капитан.

Вдруг он заметил, что оба офицера в полевой форме — каскетки, которые они не сняли, делали их лица ещё более худыми, чем обычно, у каждого на брезентовом ремне висели револьвер и кинжал.

— Я рад, что вы ещё здесь, Си Миллиаль, — сказал Марендель. — Я уже было испугался, что вы, может быть, сменили адрес.

Амар бросил быстрый взгляд на окно… затем на дверь. На окне была решётка, а у двери стоял майор, положив руку на кобуру.

Его поймали в убежище, которое он считал неуязвимым. Его счастливая звезда, его барака, снова подвела. Но долгие годы подпольной жизни достаточно натренировали его острый ум, чтобы правильно реагировать на самые неожиданные ситуации.

— Остаётся доказать, что я Си Миллиаль, капитан, — он взглянул на наручные часы, — а я должен вам напомнить, что сейчас половина первого ночи, и закон запрещает вам проводить обыск в это время. Однако из уважения к Кристине, я готов подтвердить свою личность.

Амар снова сел, но де Глатиньи заметил, что он то и дело поглядывает на телефон. Майор запер дверь гостиной изнутри, а затем подошёл и встал возле трубки.

— Ив, я нахожу, что ваши манеры несносны, как и манеры вашего друга! — воскликнула Кристина. — Я думала, вы слишком умны, чтобы ревновать. Си Миллиаль…

Она не успела прикусить язык и покраснела.

Си Миллиаль встал, развёл коротенькими ручками и объявил спокойным, почти весёлым тоном:

— Я допустил две ошибки, господа мои. Я доверился женщине и спал в постели. Позвольте мне позвонить своему адвокату, мэтру Буменджелю, а затем можете вызвать полицейских, которые пришли с вами.

Он направился к телефону, но де Глатиньи перехватил его.

— У дверей не полицейские, уважаемый, а парашютисты — вы не арестованный, вы — военнопленный и не имеете права на адвоката.

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Допрашивать, — сказал Марендель, — допрашивать, пока в городе Алжир не перестанут взрываться бомбы, пока стачка не провалится, пока не будет уничтожен последний террорист из вашей сети.

Кристина поглядывала то на Маренделя, то на Си Миллиаля.

— Амар, эти люди безумны. Вы сказали мне, что принадлежите к политической партии, но, конечно же, вы, мирный человек, враг насилия, никогда не имели с бомбами ничего общего?

— Моя правая рука, дорогая Кристина, не знает, что делает левая. Я веду войну так хорошо, как только могу. Будь я на месте французов, мне не понадобились бы бомбы, но других средств в моём распоряжении нет. В чём для вас разница между лётчиком, который из безопасности своего самолёта сбрасывает канистры с напалмом на мешту, или террористом, который закладывает бомбу в ресторанчике «Кок-Арди»? Террористу нужно куда больше мужества. Вы женщина, и у вас слишком доброе сердце — у вас нет предубеждённости, но нет и убеждённости, а кроме того… вы не одна из нас. Господа мои, я в вашем распоряжении.

Марендель подозвал одного из парашютистов, который стал надевать на Си Миллиаля наручники. Тот вытянул руки и обернулся к де Глатиньи.

— Я не знал, что вы надеваете наручники на военнопленных.

— Да, когда на них нет формы.

Марендель уходил последним. Он забрал из комнаты Си Миллиаля чемодан с кое-какой одеждой и портфель, набитый документами. Положив ключ на комод и не сказав ни слова, он вышел. Кристина не