во рту стоял, облокотившись на галерею на втором этаже, и думал, что же ему делать с этой жалкой толпой. Ему страстно хотелось убежать со своими людьми в горы, поручив эту работу тем, кто лучше разбирался в её выполнении, вдохнуть полной грудью влажный утренний воздух, и снова испытать печаль и радость победных дней. Но сегодня был всего лишь день арестов.

— Си Миллиаль у нас, господин полковник, — сказал Марендель, когда он проходил мимо.

— И кто это?

— Полковник мятежников, может быть, самый главный из них.

— Чёрт возьми, где же он?

— В кабинете Буафёраса.

Распеги нашёл Си Миллиаля привязанным к школьной скамье. Мин стоял у стола Буафёраса, снова подключая полевой телефон.

Полковник сел на скамью рядом с пленником и беззаботно хлопнул его по бедру.

— Значит это вы полковник Си Миллиаль?

Си Миллиаль был в полной прострации — ему казалось, что его собираются схватить и четвертовать, чтобы он раскрыл все свои сокровенные тайны. В его мужестве была пробита брешь, и он чувствовал, что эта брешь неизбежно станет шире.

Однако, ему хотелось овладеть собой, собрать себя по кусочкам под ярлычком «полковник», ведь только он и мог произвести впечатление на военных. Си Миллиаль ответил с некоторым самодовольством:

— Да, я полковник, потому что генералов у нас нет!

— И это хорошо, — отозвался Распеги. — Вот бы и мы могли обойтись без них! Сколько у вас войска?

— Тысячи людей, сотни тысяч, целая нация, которая с оружием в руках восстаёт против угнетателя.

— Понятно, как и я стою во главе всей французской армии разом. Но постарайтесь быть немного конкретнее.

— Я — военный руководитель Координационно-исполнительный комитета, другими словами — нашего главного Генштаба.

Распеги восхищённо присвистнул. Он повернулся к Буафёрасу, который красным карандашом делал пометки в бумагах Си Миллиаля, и спросил:

— Чего ты от него добился?

— Он крепкий орешек, ничего не выдаст. Только адрес: улица Де-ля-Бомб, двадцать два. Я отправил туда Маренделя.

Внезапно Буафёрас в волнении вскочил на ноги и постучал по бумагам:

— Здесь весь план стачки, контакты Си Миллиаля во Франции, письмо от афразийской группы, написанное на бумаге с «шапкой» ООН… Мы поймали его как раз вовремя!

Распеги с новым интересом посмотрел на Си Миллиаля.

— Что ж, должен сказать, у вас есть парочка важных связей!

Си Миллиаль дрожал от холода. Распеги вызвал Бюселье:

— Верните ему пальто и ботинки и дайте выпить сока.

Си Миллиаль оделся и завязал шнурки.

— Я знаю и вас, полковник, — заявил он, — по крайней мере, по репутации. По жестокости и действенности ваши методы, скорее, сходны с нашими. После Рахлема мы хотели ликвидировать вас, потому что считали бесконечно более опасным, чем многие генералы и политики.

Распеги приосанился и предложил Си Миллиалю сигарету.

— Нет, спасибо, — сказал тот. — Я курю только американский табак.

Распеги отослал Бюселье за пачкой сигарет с выдержанным табаком.

— «Филип Моррис», — уточнил Си Миллиаль, — и коробок спичек, я забыл свою зажигалку.

Буафёрас перестал изучать бумаги. Теперь он знал, кто такой Си Миллиаль — звание «полковника» оказалось преувеличением, всего лишь «погремушка», присвоенная ему группой вождей кабилов после встречи в Суммане. Однако его политическая власть была значительной, особенно за пределами Алжира.

Он находился в близких отношениях с несколькими политиками, которые играли и, возможно, вскоре снова будут играть чрезвычайно важную роль. У него имелось множество знакомств в интеллектуальных кругах Парижа, среди католиков и даже некоторых деятелей, причисляемых к «центристам», которые представляли крупные финансовые круги и тяжёлую промышленность, и полагали, что война в Алжире обходится им слишком дорого.

Очевидно, что Си Миллиаля необходимо передать судебным властям. Но в условиях, когда определённые слои общественности были готовы прийти к соглашению с ФНО, заключённого такой важности немедленно переведут в Париж, где содержание под стражей вскоре сменится домашним арестом — тогда он сможет возобновить все свои контакты. Си Миллиаль был наилучшим «достойным партнёром». Именно сейчас его обаяние и сдержанность, за которыми скрывались энергия и суровый прагматизм (в его бумагах содержалось достаточно доказательств, что он был зачинщиком терроризма) превращали его в самого опасного человека во всём восстании — он был тем, к кому обратились бы, встань вопрос о примирении.

Буафёрас чувствовал, что сейчас в его руках находится судьба Алжира. Провидение давало ему кости для броска, но в его руках они пробудут не долго.

Через несколько часов пленника у него заберут — нужно было действовать быстро. Си Миллиаль не станет говорить, не скажет ничего сверх того, что уже нашлось в его бумагах — и Буафёрас решил, что ему придётся исчезнуть.

Буафёрас уже видел, что Распеги в том настроении, которое все его офицеры знали слишком хорошо — наивно и действенно демонстрирующим своё обаяние. Солдат удачи, он унаследовал от крестьян-контрабандистов с баскских гор склонность к благородным жестам, которые порой сопровождались несколько грязноватыми сделками. Для него Си Миллиаль был призом, который стоил выкупа в виде славы, как испанская инфанта, захваченная в плен корсаром. Он выдаст своего пленника в обмен на почести и огласку в прессе и будет ревниво следить за состоянием его здоровья.

Буафёрас, воспитанный среди реалистов, наподобие китайцев, был слеп к красоте жеста и не имел профессиональных амбиций. Он воспринимал Си Миллиаля всего лишь частью общей картины судьбы Франции, которую нарисовал для себя. В глазах этого француза, никогда не жившего во Франции, Алжир был тем ядром, которое приковывало Францию к её роли великой державы и обязывало вести себя с большим благородством и великодушием, чем Швейцария, ставшая нацией лавочников и заплывших жиром буржуа.

Си Миллиаль вполне мог дать Франции возможность освободиться от её оков — он мог бы стать человеком независимости. Вот почему Буафёрас решил, что ему придётся умереть.

— Нам придётся сохранить арест Си Миллиаля в секрете, господин полковник, — сказал он Распеги. — Я всё ещё о многом хочу порасспросить его.

— Конечно! Конечно! Только представь, как воспримут это другие полки — Бижара хватит удар, а Проспер не скоро придёт в себя[229]. Дайте ему всё, что он захочет — хорошо заботьтесь. Я рассчитываю на тебя.

Он пожал Си Миллиалю руку и от души хлопнул его по спине.

— Скоро увидимся — как-нибудь у нас с вами должен состояться долгий разговор. Времени будет много.

Распеги вышел, потирая руки.

— У вас есть ко мне ещё какие-то вопросы, капитан Буафёрас? — поинтересовался Си Миллиаль.

— Нет, больше никаких вопросов.

Тогда Си Миллиаль понял, что скоро умрёт. Этот капитан, который смотрел на него, подперев голову руками, решил его судьбу.

Он поступил