Шрифт:
Закладка:
Однако время шло, но ни депутатов, ни министров, ни чинуш. В реальности состояние дел оказалось намного скромнее иллюзий: владея газетой, Бальзак едва сводил концы с концами. В перспективе всё катилось к банкротству. И когда запахло жареным, началась извечная катавасия – бегство с тонущего корабля. Первым, как и следовало ожидать, ретировался трусливый компаньон мсье Уильям Даккет: он продал свои векселя тем, кто специализировался на выколачивании долгов, оставив бывшего партнёра один на один с опасными прощелыгами. Через семь месяцев на капитанском мостике остаётся лишь один капитан в лице главного редактора, мсье де Бальзака, лихорадочно подсчитывающего убытки. Сложив дебет с кредитом, неудачливый газетчик едва удерживается на мостике: с учётом долга г-же Делануа (24 тысячи франков) и папаше Даблену (5 тысяч) сорок пять тысяч с хвостиком – цена непосильного труда за потраченные впустую месяцы. Неблагодарный читатель! Его пыл оказался явно переоценён.
«Кругосветное путешествие, – пишет С. Цвейг, – месяцы, отданные безделью и наслаждениям, были бы лучшим использованием денег, чем эта новая, но отнюдь не последняя из его сделок. Всегда, когда Бальзак выходит за пределы собственной сферы, ему отказывает его гений и ясный рассудок. Антей на собственной земле, он превращается в посмешище пигмеев, лишь только вторгается в чужие пределы»{337}.
Бальзак вновь отклонился. Ему следовало работать за письменным столом, а он увлечённо метался, пытаясь стать успешным газетчиком.
«Лишь в своих творениях бывал он рассудительным, – делает вывод А. Уссе[116]. – Можно сказать, что он был создан в противоположность поэтам. Виктор Гюго был рассудительнейший светский человек, когда спускался с высот поэзии; к Бальзаку разум возвращался, лишь когда он писал книги»{338}.
Чтобы не оказаться в долговой каталажке, Оноре хватает первое, что попадается под руку, – столовое серебро, за которое знакомый ростовщик обещает хорошо заплатить. Но всё это – капля в океане долга. «Chronique de Paris» следовало выгодно продать.
Г. Робб: «…Он пригласил на ужин одного богатого молодого человека, который намекнул, что, возможно, выкупит часть акций. В счете от ресторатора значатся такие деликатесы, как филе осетра, ржанки, запеченные под сырной корочкой с сухарями, спаржа и ананасовые оладьи. Еда была съедена, речи произнесены, но единственным результатом стало обещание молодого человека “поговорить о предложении с папой”…»{339}
Бальзак с болью в сердце наблюдал, как его конкуренты – юркие ежедневники «Le Siècle» и «La Presse» – без труда обгоняли его неуклюжую «Хронику». В июле детище Оноре приказало долго жить.
Судьба в который раз припёрла Оноре к стене, давая понять, что лишь сочинительство является его призванием. Или разбивать голову о стену стало некой привычкой этого человека? Похоже, что именно так…
* * *
Тридцать шестой год выдался для Оноре поистине чудовищным! И провал «Chronique de Paris» – не единственное огорчение в тот разнесчастный год. Ещё не окончен судебный процесс Бальзака против одноглазого хитреца Франсуа Бюлоза, а уже начинаются неприятности с мсье Верде, который, напомнив писателю венский вексель, торопится известить его о прекращении финансовой поддержки. Нет так нет. Придётся придумывать что-нибудь другое.
И Оноре придумал. На сей раз у Бальзака появляется мысль издать на свои кровные новую книгу «Озорных рассказов», продажа которой смогла бы поправить пошатнувшееся благополучие. Он покупает бумагу (в кредит) и делает заказ типографии (опять же в кредит). Остаётся дождаться пахнущую типографской краской книжицу, а потом радостно пожинать плоды своего труда.
Но не дождался. Ни книги, ни запаха краски, ни гонорара. Ничего. Потому что круговерть неудач окончательно свела на нет все попытки романиста стать богатым. Пожар на складе магазина «По де Фер» уничтожает то, что должно было не сегодня-завтра превратиться в долгожданный шедевр. Ничего! Дым и пепел. И даже не дырка от бублика, а более трёх тысяч убытка. Деньги, которые безвозвратно потеряны и которые, как всегда, нужны позарез. Ведь кредиторы буквально сорвались с цепи; они как ненасытные гигантские спруты, готовые утащить на дно и высосать до последней капельки.
Дверь на рю Кассини пришлось тщательно забаррикадировать, туда не пробраться. Но ловят на подходе к дому, подкарауливают и загоняют. Вот когда пригодилась квартира на рю Батай. И Бальзак затаился. Появились слухи, что писатель бесследно исчез. Его дом пуст, и он там не появляется. Уж не бросился ли в Сену?
«У издателей, у ростовщиков, у банкиров, – напоминает С. Цвейг, – всюду обращаются его векселя. Нет ни одного судебного исполнителя в Париже, которому не было бы поручено описать имущество г-на Оноре де Бальзака. Но ни одному не удается встретиться с ним лицом к лицу, а тем паче добиться от него денег»{340}.
И всё же этот проказник постоянно играет с огнём. Уж такая у него натура – балансировать либо у края пропасти, либо – по лезвию бритвы. А как иначе объяснить, что этот канатоходец однажды по какой-то нужде явился туда, куда явно не следовало – на улицу Кассини. Нате вам, вот и я!..
Доигрался. Смешно, но писатель прячется не только от кредиторов – за ним по пятам идут чиновники Национальной гвардии[117]. Даже такой известный человек, как Оноре де Бальзак, обязан был исполнить долг… солдата-гражданина. Он попался совсем случайно, как зазевавшийся мальчишка, увидевший в соседнем окне премилое личико. Потеряв бдительность, уклонист от армейской службы вернулся на улицу Кассини, где его ждал некий «невежа – зубной врач, сочетающий свою мерзкую профессию с обязанностями главного сержанта». Задержать должника не составило труда.
Дальше бедолагу ждал арестный дом с грязной камерой. 28 апреля 1836 года дисциплинарный совет Национальной гвардии за уклонение от несения караула приговаривает писателя к наказанию в виде нескольких суток тюремного заключения.
Быстро оценив преимущества своего нового жилища, Бальзак вытребовал отдельную камеру, стол, стул, свечи, бумагу и перья (обязательно вороньи!) и… принялся за работу. Подумаешь – тюрьма: и Беранже не избежал сей участи! Через пару дней в его «одиночке» появляется Эдмон Верде, заказавший в ближайшем ресторане превосходный обед. При повторном посещении он привёл с собою Сандо, Реньо, Гюстава Планша, Альфонса Карра… Ещё более приятными были посылки от поклонниц, даривших розы и прочие «маленькие радости». Одна из них передала через охранника белокурую прядь волос, продетую в золотое кольцо. Если верить Моруа, «золотых дел мастер Лекуэнт изготовил из драгоценностей, полученных необычным узником, седьмую трость Бальзака»{341}.
Приезжал к Оноре и Эжен Сю. Однако, как позже вспоминал Бальзак, Эжен больше мешал, потому что совсем не оставлял времени писать.
«Все мои замыслы унеслись прочь.