Шрифт:
Закладка:
Мария перевела глаза на низенький подсобный столик. На нём лежала сацумская бива – старинная китайская лютня. Мария потянулась, коснулась струн. Бива жалобно заплакала. Мария взяла её на колени и устроила так, как устраивают ребёнка. Струны отозвались робкой благодарностью. Мария оглядела колки, подтянула слегка все четыре струны, коснулась кончиками пальцев, нащупывая давнюю памятную мелодию. Давно-давно, в пору, когда зацвела сакура, она играла её в бабушкином саду… Глаза Марии отуманились. Она подняла их на шёлковое какэмоно. Дыхание перехватило. Ивовая Каннон, заступница скорбящих, услышала её. Она низко склонилась к бедной Марико, а ивовая ветвь в её руке участливо колыхнулась.
12
На этот раз Кай попытался посадить дельтаплан возле самых пещер. Однако попытка не удалась. Аппарат был грузовой, больше разведчика едва не вдвое – его поводило как тяжело гружённого мула. Площадка же, которую вычислил навигатор, оказалась маленькой, и в конце концов, чтобы не рисковать, Кай опустился на прежнем месте.
Грузовой отсек был забит до предела. Тут было то, что велела захватить мать: пара ящиков с лекарственными препаратами, ампулами, стерильным перевязочным материалом, какими-то медприборами и прочим; в нескольких ящиках находились законсервированные пищевые установки: одна для производства сахара, другая – белка, третья – муки… А ещё в два бокса Кай скидал свои вещи – в пластиковых мешках были упакованы его одежда, обувь, в связках – книги.
Погрузку всего этого добра в ангаре Кай вёл с помощью лебёдок и кран-балки. Труда большого это не составило. А взялся разгружать – оказалось тяжело. К тому же оскальзывались ноги, пепел скрипел, порошил глаза. Попробовали вдвоем с Тасей – не получилось. Вспомнил про бортовую талёвку – дело пошло лучше. Но без помощи явно было не обойтись. А чтобы стаскать весь груз в пещеру – и подавно. Тася побежала за подмогой. Мужики, по счастью, оказались в сборе. Пришли Дебальцев с Самвелом, за ними – Пахомыч, а потом Вера Мусаевна и Шаркун. При появлении этих людей, чем-то ставших уже близкими, Кай обрадовался, сдвинул очки на лоб – не мог же он смотреть им в глаза сквозь защитные окуляры. Дебальцев подошёл, пожал Каю руку. То же сделал Самвел. Жест был непривычный, но Каю понравился. Рука у Дебальцева оказалась широкой и твёрдой. Шаркун руки не протягивал, сказал «Здорово живём». Он волочил за собой тачку. Пахомыч в знак приветствия сдвинул на лоб красный колпак:
– Наше вам с кисточкой!
А Вера Мусаевна по-матерински приобняла Кая.
Планер разгружали, используя и талёвку, и слеги, и собственные плечи. Дело шло быстро, но попотеть пришлось. Первым запалился Пахомыч.
– Шабаш, ребята, перекур, – запросил он.
– Что, дедко, хана, – всхохотнул Шаркун. Судя по виду, он и сам был рад передышке. Однако сел после всех, а потом этак демонстративно, ровно силовик-гиревик, стал ворочать плечами.
Сидели прямо на земле или на ящиках.
– А здесь что? – тыкал пальцем любопытный Пахомыч, – а здесь?
Кай объяснял: это установка для регенерации, это очистительная воздушная, это ректификатор.
– О, – поднял большой палец Шаркун, – будем первачок гнать. Это хорошо. Ещё бы табачком разжиться…
– Табачком, – врастяг передразнила его Вера Мусаевна. – И так ведь всё спалено. – Она постучала ему по груди. – Мало тебе этого, – тут она покрутила над головой, разгоняя пепельную осыпь. – И внутри так…
– А-а, – отмахнулся Шаркун. – Днём раньше, днём позже. – Однако чувствовалось, что укоризненная забота Веры Мусаевны тронула его.
– Отец Флегонт здесь? – спросила, ни к кому конкретно не обращаясь, Тася. Они с Каем договорились, что обо всём, что случилось на базе, они прежде всего расскажут старцу.
– Здесь, кажется, – кивнула Вера Мусаевна.
– Считает опять, – пробурчал Шаркун. – А чего считать, коли уже нету?! Легче, что осталось. По пальцам пересчитать можно.
– Ну, на тебя-то пальца мало, – добродушно подначил Дебальцев.
– Пятернёй считай, – отрезал Шаркун, – а то кулаком.
Вера Мусаевна бросила на него укоризненный взгляд, Шаркун смешался.
– Ладно, – буркнул он, – кончай шабашить, а то задницы приклеятся.
Поднялись, стали снова примеряться к грузу. Шаркун ухватился за ящик с медоборудованием, собираясь взвалить его на тачку. Вера Мусаевна запротестовала: только вручную, дескать, здесь всё хрупкое, а ну как тачка перевернётся. Шаркун заспорил, стал убеждать, что всё будет «тип-топ». Тогда Вера Мусаевна перевела глаза на Дебальцева.
– Ладно, – буркнул Шаркун, – потащу. – И взвалил ящик на плечо.
Транспортировка груза шла до вечера. Дорожка, которую они проторили, вилась вкругаля, прямому пути мешали каменные столбы. Когда управились, не поверили собственным глазам.
– Не те силы, робята, не те, – закатывал глаза Пахомыч. И даже Дебальцев кивнул на это.
Тася с Каем в этот день намаялись больше всех. Однако откладывать намеченную встречу было никак нельзя, и они, малость передохнув, решили всё же осуществить намерение. А прежде чем идти к Флегонту, навестили Лассе.
В закутке Лассе они, к своему удивлению, застали Веру Мусаевну. Раскрыв один из ящиков, докторша не удержалась, извлекла из него какие-то витамины и сейчас потчевала своего подопечного.
Приходу Таси и Кая Лассе очень обрадовался. За минувшие дни он, кажется, ещё больше похудел, язвы не подсыхали, появились новые, особенно на голове, волосишки лезли клочьями. Но глаза мальца не угасли, в них по-прежнему теплилась надежда. А уж когда Кай выложил подарки – они просто засияли. Лассе без конца гладил альбом, фломастеры, пластиковый блокнотик и карандашик. Сюда он запишет все свои стихи – и старые, и новые, которые сочинит. Он обязательно ещё сочинит. И глазами спрашивал: ведь правда – у меня ещё есть время? Кай легонько потрепал его за плечо, ровно старший брат младшего. Это было хорошо, вот так по-братски касаться слабого худенького плеча и сознавать отклик, желание младшего походить на старшего. И Лассе от этого было хорошо. По глазам читалось. Но самое удивительное Лассе ждало впереди. Кай вручил ему электронный переводчик, предварительно настроив его на русско-английский и обратный режимы. Кнопка – сюда, кнопка – туда. Лассе мигом понял, что надо делать, и тут же попробовал:
– Здрасуй, Кай, – несмело вымолвил он. – Здрасуй, Таса, – потом повернулся к докторше. – Здрасуй, Вера, – отчество у него получилось из двух частей: Муса Евина.
– Здравствуй, Лассе, здравствуй! – наперебой откликнулись все. А Вера Мусаевна отвернулась и долго-долго копалась
