Ступив на порог дома, он устало выбрался из кроссовок (нажимая на пятки, лень было даже нагибаться), повесил на крючок куртку и только тогда заметил, что в спальне горит свет.

«Я выключал свет», - напомнил Лев сам себе, замедляя шаг.

Он рефлекторно сжал ключи в руке, как будто они могли ему чем-то помочь в случае такого наглого, неприкрытого ограбления. Но, сделав шаг в сторону, увидел, что в круглом кресле, по-турецки поджав ноги, сидит…

- Блять, какого хуя! – ключи с силой полетели на пол.

Слава подался вперед:

- Я тоже рад тебя видеть!

- Где ты был?! – Лев двумя большими шагами оказался в комнате.

- Это ты где был? – невозмутимо спросил Слава.

- Я искал тебя, мать твою!

- А мать мою ты зачем искал? – хихикнул Слава. – Она всегда дома!

Лев беспомощно сжал кулаки.

- Да ты… блин…

Он чувствовал себя невероятно злым и очень счастливым одновременно – не зная, какому чувству поддаться в первую очередь. Ему хотелось сообщить Славе, что он – самый любимый невероятный идиот, и что Лев очень рад, что он в порядке, но тем не менее сейчас его убьёт.

Подойдя ближе к креслу, он только тогда заметил, как Слава прижимает к виску белую ткань, в которую завернуто что-то твердое (лёд?). Он схватился за ткань, отводя её в сторону, и увидел кроваво-алую шишку на Славином лбу, сбоку, ближе к виску.

И злость, и радость тут же схлынули, уступая место тревоге и страху.

- Что случилось?

- Я не поладил с местными интеллигентами, - цыкнул Слава.

- С кем?

- С гопниками.

Лев тяжело выдохнул, чувствуя, что ночь будет долгой. Отправил Юле короткую СМС, что Слава у него, сходил в ванную, вымыл руки, вернулся с перекисью, спиртом и ватками. Подвинул в кресле Славу, вынуждая его сесть по-человечески, а не по-турецки, и пристроился рядом с ним, готовый начать осмотр повреждений.

- Рассказывай пока, - велел он. – По порядку.

- Ну, я обиделся на тебя и решил сходить на маникюр, чтобы себя утешить…

- Отличное начало, - хмыкнул Лев, заливая в рану перекись. – Ты что, ничем не обрабатывал?

Он поморщился:

- Ай, щипит!.. Нет… Кстати, тебе нравится? – он показал Льву растопыренные пальцы с блестящим гель-лаком кричаще-фиолетового цвета.

- Безумно, – сухо ответил Лев. – Местной интеллигенции тоже понравилось?

- Да, - довольно кивнул Слава. – Они подождали меня возле салона и попросили телефончик.

- Поэтому до тебя не дозвониться? – догадался Лев.

- Ага. Я продиктовал им свой номер.

- Ну а они что?

Лев начал обрабатывать кожу вокруг раны, и Слава снова зашипел.

- Ау!.. Они сказали, что я педик. Знакомая терминология?

- Ага.

- Еще и ногти покрасил, а это нехорошо.

- Ближе к делу, - попросил Лев. – Как ты получил по голове?

- Ботинком.

У него опустились руки. До этого ответа, видя шутливо-ироничный настрой Славы, он будто бы и сам заражался несерьёзным отношением к ситуации, но теперь, услышав про ботинок, он растерялся. Хотя что уж теряться… Очевидно, что не кулаком ему прилетело. Наверняка была шипованная подошва, как на берцах – она и оставила такой след на лбу.

- Они тебя избили? – вкрадчиво спросил Лев, чувствуя, как от злости проступают желваки на скулах.

Я их найду. Я их выслежу. Возьму с собой биту.

Слава задрал на себе футболку и показал лиловой синяк на правом боку.

- Избили. И телефон забрали.

Лев отставил на пол баночки с перекисью и спиртом, осторожно провёл пальцами по синяку. Слава болезненно поморщился.

- Уроды, - процедил Лев, убирая руку.

Он хотел вскочить, вытащить с антресолей тщательно спрятанную биту, сказать Славе: «Ты идёшь со мной. Ты мне их покажешь». Он хотел пойти туда, где всё это случилось, и ударить по ненавистным рожам, которых никогда не видел, но так ярко представлял – одутловатым, красным, примитивным.

Будто почувствовав этот порыв, Слава неожиданно схватил его за руку и, когда Лев повернулся к нему, очень тихо попросил:

- Побудь со мной.

Он не понимал, почему стал такой нестабильный, такой эмоционально уязвимый рядом со Славой. И минуты не прошло, как он злился, как мечтал порвать уродов на куски, но стоило услышать: «Побудь со мной», – и вот он уже расплывается от нежности, целует его в лоб, обнимает за плечи, осторожно прижимает к себе, и говорит на ухо, что он рядом, что любит его, что чуть с ума не сошёл, пока искал его в городе. И, конечно, самое главное: - Прости меня. Мне очень нравится твой рисунок.

- Почему ты не подождал меня дома? – спросил Слава. – Ты же сам оставил мне ключи.

- Я думал, что сильно обидел тебя и ты не вернешься.

- Ты сильно обидел меня, - согласился Слава. – Но это не значит, что я не вернусь.

Лев перехватил его взгляд, надеясь, что Слава поймёт, как он благодарен ему за эти слова и за готовность прощать. Но Слава, гаденько улыбнувшись, вдруг сказал:

- Ведь здесь остался мой патефон. Вот щас возьму его и пойду домой.

- Я хочу, чтобы вы оба остались, – попросил Лев.

Слава задумчиво провёл по его волосам, убирая пряди со лба, и на какой-то миг ему показалось, что он сейчас услышит: «Нет».

«Нет, я забираю свой патефон и ухожу. Навсегда»

Но Слава сказал:

- Хорошо.

- Ты как будто не уверен, - заметил Лев.

- Конечно, я не уверен.

- Почему?

Слава, вздохнув, неожиданно сказал:

- В детстве сестра постоянно дарила мне головоломки. Но самую главную она подарила мне в гей-клубе на семнадцать лет.

Опять метафоры.

- Я не понимаю, - признался Лев.

- И не нужно, - Слава передернул плечами, будто смахивая с себя этот разговор, и переменившимся беззаботным тоном спросил: - Сделаешь мне чай?

- Сделаю, - вздохнул Лев, выбираясь из кресла.

А на кухне, зависнув над заварником с пакетом чая в руке, он снова и снова прокручивал в мыслях: что значит головоломка?

Он непонятный?

Его невозможно собрать?

Он не складывается?

Лев и Слава [62-63]

Он пытался договориться со Славой, прийти к какому-то компромиссу. Сначала он просил не красить ногти вообще, но после лекции на тему: «Я делаю, что хочу, никому не мешают