ясными, невинными глазами. Она стояла между ними, вскинув красивую голову и глядя то на одного, то на другого, очень довольная тем, что они сразу поладили; кружевное декольтированное платье с короткими рукавами выгодно подчеркивало красоту ее нежной, стройной шеи и тонких запястий.

– Ну что ж, господа, оставляю вас одних, – сказала она наконец и, обернувшись к Полю, добавила: – Не угодно ли чашку чая, господин де Валаньоск?

– Охотно, сударыня, – ответил тот; и оба ушли в гостиную.

Присев на диван рядом с бароном Хартманом, Муре снова рассыпался в похвалах по поводу операций «Ипотечного кредита». Затем он подошел к вопросу, который живо его интересовал, заговорив о новом проекте банка – улице Десятого Декабря, которую планировали проложить между Биржевой площадью и площадью Оперы, сделав продолжением улицы Реомюра. Общественную полезность этого проекта власти признали уже полтора года назад, а недавно был создан комитет по отчуждению недвижимости, и весь квартал был взбудоражен слухами о предстоящей грандиозной пертурбации – никто не знал, сколько продлятся работы и какие дома обречены на снос. Вот уже три года Муре с нетерпением ждал, когда этот проект войдет в силу, что позволило бы ему увеличить объемы торговли, а затем удовлетворить свое страстное желание расширить магазин, – эта его мечта была настолько дерзкой, что он даже никому не смел признаться в ней. Улица Десятого Декабря должна была пересечь улицы Шуазель и Мишодьер, и он уже представлял себе, как «Дамское Счастье» захватывает весь квартал между ними и улицей Нёв-Сент-Огюстен. Воображение рисовало ему роскошный фасад магазина-дворца на новой магистрали, покорившего весь город. Отсюда и зародилось жгучее желание Муре познакомиться с бароном Хартманом: он узнал, что «Ипотечный кредит», в силу договора, заключенного с городскими властями, взял на себя обязательство финансировать этот проект, проложив улицу Десятого Декабря и застроив ее новыми зданиями, при условии, что банку дадут возможность свободно распоряжаться старыми домами на прилегающих участках.

– Ловко придумано! – твердил он с наигранным простодушием. – Стало быть, вы сдадите властям готовенькую улицу, с водостоками, тротуарами и газовыми фонарями? И за это вам уступят прилегающие участки, чтобы вы могли окупить расходы? Любопытно, крайне любопытно!

Наконец-то Муре добрался до самой сути аферы. Теперь он знал, что «Ипотечный кредит» негласно скупает дома в том квартале, где находилось «Дамское Счастье», но не только старые развалюхи, которым предстояло рухнуть под кирками рабочих, а и другие – те, что вполне могли еще постоять. Он нюхом чуял, что банк затевает какую-то грандиозную аферу, и заранее опасался, что, затеяв расширение магазина, которое давно планировал, неизбежно столкнется в один прекрасный день с какой-нибудь влиятельной компанией, завладевшей нужным ему земельным участком, а та, уж конечно, не выпустит землю из рук. Именно эти опасения и заставили его так настойчиво добиваться знакомства с бароном, пустив в ход связь с женщиной – самую надежную из связей, способную объединить мужчин-донжуанов. Разумеется, Муре вполне мог бы встретиться с финансистом в его кабинете, дабы обсудить важное дело, которое намеревался ему предложить. Но он чувствовал себя намного увереннее в доме Анриетты, ибо знал, как легко иногда двум мужчинам сблизиться и даже подружиться, когда они связаны с одной и той же женщиной. Сидеть вдвоем в ее будуаре, вдыхать аромат ее любимых духов, знать, что она способна привести их к согласию одной лишь своей улыбкой, – вот что казалось ему залогом успеха.

– А кстати, скажите, не купили ли вы особняк Дювийяра, эту старую развалину, что примыкает к моему магазину? – внезапно спросил он.

Барон Хартман чуть поколебался, потом покачал головой. Однако Муре, пристально глядя на него, рассмеялся и с этой минуты начал играть роль милого молодого человека, простосердечного и честного коммерсанта.

– Послушайте, господин барон, коли уж мне так нежданно посчастливилось встретиться с вами, я хочу исповедаться… О, только не подумайте, что я намерен выведывать ваши тайны, – я только желаю доверить вам свои собственные, ибо знаю, что отдаю их в самые надежные руки… Мне очень нужен ваш совет, просто раньше я никак не мог решиться побеспокоить вас.

И Муре в самом деле исповедался, рассказав о том, как начинал свое дело, и не скрыв даже нынешний финансовый кризис, настигший его в самом разгаре триумфа. Он перечислил все свои начинания – постепенное расширение магазина, регулярное вложение прибылей в дело, взносы своих служащих, риск, грозящий существованию магазина при каждой новой распродаже, когда весь его капитал ставился на карту… Тем не менее сейчас он просит не денег, ибо свято верит в преданность своих покупательниц. Его честолюбие простирается намного дальше: он предлагает Хартману создать ассоциацию, основанную на том, что «Ипотечный кредит» позволит ему возвести колоссальный дворец торговли, о котором он давно мечтает, а он, со своей стороны, отдаст уже существующему предприятию все свои силы и имеющиеся фонды. Такой проект кажется ему как нельзя более основательным – пускай господин барон сам оценит все его положительные стороны.

– Скажите, как вы намерены распорядиться этими участками и зданиями? – настойчиво выспрашивал он. – У вас ведь наверняка уже имеются какие-то планы на сей счет. Но поверьте мне: они не стоят моих… Подумайте об этом! Мы выстроим на этих участках торговую галерею, снесем или перестроим старые жилые дома и откроем самые обширные магазины в Париже – гигантскую ярмарку, которая соберет миллионы покупателей! – И он воскликнул, невольно выдав свои сокровенные мысли: – Ах, если бы я мог обойтись без вас!.. Но теперь все это в ваших руках. И потом, я один не смогу собрать необходимую первоначальную сумму… Нет, нам непременно нужно объединиться, иначе это приведет к полному краху!

– Ну-ну, это уж слишком, милый мой, – только и ответил барон. – У вас чересчур богатое воображение!

Он качал головой, продолжая улыбаться, но отнюдь не собираясь платить откровенностью за откровенность. В планы «Ипотечного кредита» входило строительство на улице Десятого Декабря роскошной гостиницы, которая могла бы конкурировать с уже существующим «Гранд-отелем»; ее выгодное расположение в самом центре города должно было привлечь множество богатых иностранцев. Правда, эту новую гостиницу собирались строить на ближних прилегающих участках, и барон вполне мог бы принять планы Муре, отдав ему остальные, дальние, такие же обширные. Но он уже удовлетворил запросы двух предыдущих друзей Анриетты, и ему слегка надоела роль ее удобного покровителя. Кроме того, невзирая на жажду деятельности, побуждавшую Хартмана открывать кредит всем способным и предприимчивым молодым людям, коммерческий гений Муре скорее насторожил его, нежели привлек. Не слишком ли рискованна эта дерзкая гигантомания? Не чревато ли крахом это неудержимое, безрассудное расширение торговли новыми товарами? Нет, барон не верил в успех такого проекта. И он отказался.

– Идея, несомненно, увлекательная, – ответил он. – Но я бы сказал, это идея поэта… А вот где вы наберете такую многочисленную паству, чтобы заполнить ваш храм торговли?

С минуту Муре, пораженный отказом, молча смотрел на барона. Возможно ли – делец с таким тонким нюхом, чуявший прибыль там, где никому и в голову бы не пришло искать!.. И внезапно его озарило: он торжественно простер руку к гостиной, где сидели дамы, и воскликнул:

– Моя паства? Да вот она!

Солнце угасало, золотистые блестки уже потускнели: день медленно прощался с шелком драпировок, с парчовой обивкой кресел и диванов. Близились сумерки, погружавшие просторную комнату в уютный вечерний полумрак. Граф де Бов и Поль де Валаньоск беседовали, стоя у окна и рассеянно поглядывая в сад, а дамы, сдвинув стулья в центре гостиной, образовали тесный круг, откуда доносились смешки, шушуканье, недоуменные вопросы и убедительные ответы, в которых звучала вся страсть женщины к покупкам и транжирству. Обсуждались туалеты, и госпожа де Бов рассказывала о поразившем ее бальном платье:

– Розовато-лиловая шелковая туника, а поверх нее воланы из старинного алансонского кружева, шириною сантиметров тридцать…