Шрифт:
Закладка:
– Козетта, послушай. Сейчас мне надо уйти. Ненадолго. Но ты жди меня здесь. Хорошо?
– Хорошо, дядюшка Серафимушка, – пропела та ангельских голосочком и тут же спросила. – А ты не бросишь меня?
– Что ты, Козетта! Я обещаю тебе, что обязательно вернусь.
– Вот – питье, – он сорвал с пояса фляжку с водой. – Вот – еда. – он достал из кармана упаковку с питательными таблетки. – Эта особая, так сказать, волшебная еда. Если захочешь есть, съешь одну штучку. Вот так.
Серафим выдавил из упаковки одну из таблеток и положил девочке в рот.
– Можешь жевать ее или просто проглотить, но до вечера есть ты точно уже не захочешь.
Козетта покорно взяла фляжку и таблетки. Но сейчас они ее мало занимали. Глаза ее стали серьезными:
– Ты не бросишь меня? – снова повторила она.
– Нет. Я же обещал. Вот еще возьми фонарик.
– Ты что не вернешься до темноты? – спросила она и глаза ее стали набухать слезами.
– Не знаю, Козетта. Все может случиться. Вдруг я задержусь. Но ты ведь ты не боишься темноты?
Козетта отрицательно мотнула головой, но фонарь взяла.
– Только долго не держи его включенным, – Серафим показал ей, как включать и выключить фонарик. – Иначе сядет батарейка,…эээ… ну…как тебе объяснить…
– Он просто устанет гореть? – подсказала Козетта и хлюпнула носом.
– Что-то типа того..
Серафим глянул на таймер. Осталось лишь пять минут. Пора уходить, чтобы, не дай бог, не напугать Козетту своим внезапным исчезновением.
– Все – мне пора, – сказал он, вставая. – И не реветь, слышишь? А то не вернусь!
Козетта тут же отерла слезы и зябко поежилась. Заметив это, он снял камзол и накинул ей на плечи.
– Если вдруг будет холодно…
В камзол можно было завернуть наверное три Козетты. Его полы легли на землю подле нее, как два цветочных лепестка у ног Дюймовочки.
Больше всего Серафим боялся, что Козетта его окликнет. На сердце легионера словно навалилось с десяток могильных плит, и с каждым шагом их тяжесть только росла. Памятники и деревья сразу скрыли от него Козетту, но, только свернув на широкую ведущую к воротам аллею, Серафим решился, наконец, остановиться. Небольшую часовенку на повороте он запомнил, как ориентир. Таймер на руке тоненько пропищал: пошел отсчет последней минуты.
Вспомнив сколковские инструкции, Серафим опустился на колени и, упершись руками в камни дорожки, стал ждать «прихода». И только тут до него дошло, что он не знает названия кладбища. Похолодев от ужаса, легионер бросился по аллее в надежде кого-нибудь встретить, но было уже поздно…
Бросок во времени застал его около кладбищенских ворот, в которые как раз входила какая-то печальная процессия. Последнее, что Серафим увидел, это их вытягивающиеся от ужаса лица. Потом все закрылось синими всполохами и легионера швырнуло внутрь сколковской "сырницы".
За секунду до удара о металлический пол, Серафим почему-то вспомнил странного старика с фонарем и его слова про Пер-Лашез. «Так вот как называется кладбище», – то ли подумал, то ли прокричал легионер, нелепо, боком грохаясь в центр вогнутого круга.
11
– Что? Что случилось? Где ковчежец? – неожиданно нервно, почти истерически вскричал агент Жан, когда Серафим, кряхтя и охая от боли (ох, недаром сколковские инструктора советовали принимать «позу терминатора») выбрался наружу и стало ясно, что он вернулся с пустыми руками. – Ты не нашел его? Ты опоздал? Ну, говори же, черт тебя побери!
– Спрятан в надежном месте.
– Ну почему ты не забрал его оттуда?
– Не смог. Иначе я бы потерял его. Мне еще пришлось три часа добираться до места. Вернее его могли бы отобрать… Мне нужно еще немного времени, чтобы забрать его. Часов…э… шесть, не больше…
– Шесть часов? Да, ты с ума сошел! Я боюсь, его преосвященство не одобрит…
– Если у меня будет это время, я гарантирую, что ковчежец будет здесь.
Но тут присутствующий при разговоре сколковец отрицательно покачал головой:
– К сожалению, мы можем предоставить вам только три с половиной часа. И ровно через 110 минут, либо следующий возможный старт будет только через месяц. Все места расписаны… Так что решайте быстрее.
– Мне нужно созвониться с Парижем, – сказал агент, доставая из кармана мобильник.
– Звоните, у вас есть десять минут, чтобы принять решение. Не забывайте, надо еще подготовить таблетку.
Агент отошел в сторону, на ходу набирая номер. Вот, он возбужденно заговорил, эмоционально жестикулируя свободной рукой, потом вдруг резко замолчал, видимо слушая, что говорит трубка и, наконец, кивнув своему невидимому собеседнику , со словами «сейчас уточню», спешным шагом вернулся к сколковцу.
– А скидка будет? – спросил он, не убирая мобильный от уха
– Будет, – усмехнулся служащий. – Десять процентов.
– Будет. Десять процентов, – повторил агент в трубку. Почтительно выслушав хорошо различимое ответное кваканье, он с облегченным видом сказал. – Хорошо, мы согласны.
– Тебе хватит три с половиной часа? – повернулся он к Серафиму
– Маловато, конечно, но я постараюсь. Если только нано-таблетка не подведет и доставить меня именно в то место, которое мне нужно.
– Не подведет, – снова вмешался в разговор служащий. – Тем более, что у Вас уже есть привязка к конкретному временному континууму… Сейчас Вам надо в пройти со мной для уточнения точки возвращения. Как я понимаю, это имеет для Вас принципиальное значение.
– Да, принципиальное. Иначе мне не успеть…
– Только вначале Вам необходимо сдать все оружие… Не волнуйтесь, все необходимое Вы снова сможете подобрать себе непосредственно перед стартом…
После общения со сколковскими спецами у Серафима еще осталось минут тридцать свободного времени. Он решил выйти на улицу подышать свежим воздухом. Все мысли его в этот момент были о Козетте. А что, если сколковцы что-нибудь напутают и он промахнется во времени… Бог с ним с этим ковчежцем и премией, но что же будет с девочкой, если он вдруг не вернется в 10 августа 1792 года?
«Да, господин Бекетов, угораздило же тебя так попасть!»
Он сел на первую попавшуюся лавочку и обхватил голову руками.
– Что с Вами? Вам плохо? – раздался над ним встревоженный женский голос.
Серафим поднял глаза и, увидев загорелые девичьи колени, тут же вскочил.
Перед ним стояла та самая девушка, с которой он так неудачно попытался познакомиться, накануне броска в прошлое. На ней был коротенький светло-зеленый халат, а на голове – накрахмаленный докторский колпак. Тоже светло-зеленого цвета. Русые волосы забраны в тугой хвост. «Бонжур, мадмуазель,» – вспомнил он свое несколько развязное приветствие и последовавший за этим презрительный взгляд
