— Как ты уже понял, я знаю о твоём уговоре с сыновьями — я придерживаться его не собираюсь. Как только я вернусь за Пацаном и своим оружием — мы уйдём. Попытаешься остановить, и…

— И что? — собеседник поднял высоко голову.

— И ещё двое сыновей в этом мире лишаться отца. Я наёмник, не забывай. И цену жизни, как ты всё ещё помнишь, я не знаю.

Назад шли молча. Тащить груз в виде индейки пришлось обоим — один старик время от времени сменял другого на этом долгом, десятикилометровом пути. И пускай в глаза один другому больше ни разу не посмотрел, идти им всё так же приходилось рядом.

В деревне было всё также пусто — у людей, видимо, всё ещё шла охота. Уильям быстрым шагом прошёл мимо домов, осознавая, что всё то место было таким же фальшивым, как и забор, что стоял вокруг него — счастье только для вида, а внутри — гниль. У дома никого не было. Как и предполагал старик, сыновья хозяина были на охоте, только мечтая о том, чтобы поскорее поймать дичь и вернуться к проблемам насущным. Когда Хантер был уже у двери, он увидел, что Ван не сильно-то торопился — ог стоял у ворот и переводил дыхание, облокотившись на них спиною. Или, по крайней мере, старательно делал вид.

— Мы уходим.

Схватив Мальчика за руку, Уильям забрал со спинки дивана свой револьвер и быстрым шагом пошёл прочь. У ворот он ощутил, что его спутник вырвался из хватки. Обернувшись, он увидел, что на него наведён пистолет, в котором старик без промедления узнал пистолет Джеймса — SmithWesson 1911. Ван улыбался.

— Мне… — начал Мальчик. — Мне предложили сделать выбор. Чтобы остаться здесь, я должен… Должен… Я должен!..

— Убить меня, — завершил Уильям Хантер. — Ну да — очевидно же.

— Именно, что очевидно, друг мой. Удивляюсь тому, что ты не догадался об этом.

— Слишком крепко спал.

Троица застыла в затишье. Уилл стоял со стороны леса, за его спиной виднелась холодная непроглядная и одинокая тьма из веток и листьев, разукрашенных в самые разные цвета, без дорог, без троп, без правил. Реммер стоял в воротах, за ним виднелись тёплые домишки с маленькими детьми, наблюдающими за остальным миром сквозь окна в решётку почти всю свою жизнь, потому что так решили за них. Парень стоял посередине. «Стреляй, — думалось Уильяму. — Стреляй».

— Простите, мистер Ван, — парень развернулся и навёл мушку на голову селянину. — Я свой выбор сделал.

— Что?.. Ка?.. Но почему? Неужели… Неужели тебе жаль убийцу?

— Дело не только в этом. Я многое знаю о том дне, когда умер друг ваших сыновей, — голос звучал на удивление спокойно, в глазах не отражалось ничего, — в тот день я впервые встретил Уильяма и Джеймса. Я даже слишком многое знаю об этом дне. Знаю, что они спасли меня от пуль девочки, но и знаю, что в тот день мой брат умер от их рук…

— И ты, зная это!..

— …Однако не могу их в этом винить. Он пытался защитить меня, а они — спасти себя. Могу обижаться — да, но не винить — кто-то должен был умереть тогда. Также я знаю, что Уильям не только попытался не убивать ту девочку, что стреляла в него, но и спас её от смерти — потащил на себе к башне военных, наплевав на рану и очень возможную собственную смерть. А потом вернулся и пошёл ради неё в Ад. И Джеймс сделал то же самое… Но не это главное. Главное, что я знаю: если бы мой брат не умер в тот день от их рук — умер бы от ваших.

— Но…

— Без «но», мистер Ван. Он бы пошёл в тот день по той же дороге и получил бы пулю от девочки, которую тоже нельзя было бы в этом винить — у неё не было выбора. Но можно винить вас. Вас, вашу жену, Инсмута, Номада, Енрике — тех, кто не только согласился на этот варварский обычай, но и основал его. Можно винить Ирен, мистер Ван.

Раммер молчал, молчал и Хантер. Один из них недоумевал, другой — восхищался.

— На одной стороне у меня действительно жестокий убийца, что загубил не один десяток невинных людей, беспричинно разбрасываясь жизнями и думая, будто всё делает правильно, будто правосудие его никогда не коснётся — жестокий и холодный в корне своём, пускай иногда и пытается поступать правильно. Пускай думает, что поступает правильно. Ну, а на другой… На другой у меня просто наёмник. Ворчливый старик, что был не убийцей людей, но оружием для тех, кто хотел их смерти — сделал то, что заказчики и сами бы сделали, когда решились или отчаялись бы достаточно сильно. У вас с ним неравные веса, мистер Ван. Слишком неравные — здесь не о чем думать. Я выбираю его, — Парень опустил пистолет и посмотрел своему собеседнику в глаза. — А вам… Знаете, я пришёл из места, очень подобного вашему, и скажу так: то, что вы сами называете раем, ваши дети прозовут чистилищем — история судит всех по-своему. Прощайте, мистер Ван.

«Всякий раз, когда закрывается одна дверь — где-то открывается другая», — ворота славного городка Ирен были открытыми нараспашку, но для двоих путников, медленно удаляющихся в лесной чаще, они остались закрытыми навсегда. Что же стало для них открытым? Целый мир — мир, не окружённый гнилым забором.

— Скажи, — спросил старик. — Если бы в тот момент… Если бы ты не знал всего этого… Если бы не повстречал нас в тот день… Ты бы пристрелил меня? И откуда у тебя вообще пистолет Джеймса?

— Взял у него же. Ну, когда он уже…

— А почему не сказал мне?

— Боялся, что ты его отберёшь. Я ведь не такой, как ты… Я слабее — мне нужно время, чтобы смириться, — глаза Парня были всё также серы, как и всегда. — И с Джеймсом, и с Братом, и… А эта вещь… Она… Спокойнее мне с ней. Теплее. Мне можно оставить её себе?

— Только на время, — он понимал, что просто не имел права отказать. — По крайней мере, ты же всё равно…

— Не знаю, как