люди в тот момент, когда осознают, что одна из немногочисленных людских жизней прервалась по их вине напрасно? Что мужчина, женщина, старик или ребёнок, чью голову они кинули к воротам, мог бы прожить ещё столько же, сколько прожили они, и ничего бы от этого не изменилось? «Не все люди — мерзавцы». Не все же? Не здесь. Здесь каждый убил. Каждый построил своё благополучие на смерти другого. Город на человеческих костях, гордо именуемый Иреном — в честь пятерых первых, кто лишил кого-то жизни. Ха… Теперь, если подумать, вот, откуда эта идея — парнишка, который вернул ружье, убил вора. Убил человека, с которым жил под одной крышей и заслужил беспрекословное доверие остальных. Забавно — как нелепые случайности, подстрекаемые обстоятельствами, трансформируются в целые обычаи. В традиции, не соблюдать которые отважится только самый безрассудный. А ведь всё это из-за какого-то ружья. И это получается, что Пацану теперь…»

Дверь из главного коридора открылась. В комнату вошёл Бен Реммер — младший из сыновей. Он остановился прямо у Хантера и долго просто стоял в полной тишине, всматриваясь так, словно пытался что-то найти. Спустя несколько минут он отошёл к Мальчику, но, проведя у того всего пару секунд, вышел на улицу. Через окошечко было видно, что парень стоит и курит самопальную сигарету, сильно нервничая — рука со спичкой дрожала, что тот лист на дереве. Через несколько минут он тут же вернулся и скрылся в общем коридоре. В другом конце дома что-то скрипнуло. Что-то железное. Наёмник перевернулся на другой бок и взглянул на Парня — спал, как убитый, сопя самому себе в капюшон. Встав с дивана Уилл взглянул в замочную скважину, чтобы убедиться, что то была просто проверка на то, спят ли «дорогие гости» и, похоже, они её прошли.

Выждав минуту, он медленно опустил ручку двери и осторожно вошёл в следующий коридор. «Половицы не скрипели и в этот раз, — думал он себе. — Не должны заскрипеть и подо мной», — так оно и случилось. Более того — ковер, лежащий вдоль комнаты, отлично смягчал шумы шагов, пускай Хан из предусмотрительности и шёл разутый. Открыв следующую дверь, он оказался в общем коридоре — том, что соединял спальни с главным. Посреди него теперь стояла большая выдвижная лестница на чердак, а сверху тихо, но очень отчётливо раздавались голоса. Оставив дверь приоткрытой, чтобы, в случае чего, быстро ретироваться, старый охотник вслушался в диалог:

— …зачем ты вообще пошёл к ним?

— Я тебе говорю, отец, это — тот самый. Тот же плащ, револьвер того же калибра. Чёрт, да он даже спит с пушкой!

— Нельзя обвинять человека в убийстве только из-за плаща и револьвера! — старик говорил с явно озлобленным тоном. — Я бы посмотрел на тебя, если бы ты пришёл в дом, жильцы которого грозятся «выпотрошить» какого-нибудь наёмника, словно утку!.. Это паранойя, сын. Более того — ты снова сам в ней виноват.

— Не надо, па…

— Что «не надо», Адам? Что «не надо»? Если бы вы тогда не додумались взять в плен вояку прямо из Ада — единственного выжившего, и пытать его, рубя на части, как скотину, а куски отправляя его же товарищам — всё было бы нормально. Вы бы пришли сюда на две недели раньше, уже узнав и убив того, кто виноват в смерти вашего Саймона.

— Отец, я…

— Закрой рот, Бен, когда я говорю!.. Вы прекрасно знаете, что вы — всё, что у меня есть. Что я люблю вас обоих больше, чем свою жизнь. Но вы совершаете очень глупые ошибки. Совершаете сами, а потом за советами лезете ко мне. Вы наломали дров, вместо того, чтобы решить проблему, а теперь хотите оторваться на совершенно постороннем человеке — это и есть та самая «справедливость», Бен? А ты, Адам? Только сказал, что старший, что присмотришь — и вот, что получилось.

— Я не предлагал убивать его, па. Я лишь хочу спросить его прямо. Хочу услышать детали последних двух недель в его жизни. Если в них не будет противоречий — пусть идёт себе, я не хочу просто крови — мне и так хватило. Но если выяснится, что это тот, кто нам нужен…

— Если выяснится, что это тот, кто нам нужен, отец, я не буду сдерживаться.

— Слушайте сюда: завтра я иду с ним на охоту — это решено, и это точно. До того, как мы придём, никто из вас даже разговаривать с ним не будет. Вернётесь вечером — проведёте свои морально-этические допросы. Но только вечером. Вы меня поняли? — в ответ раздалась тишина.

— А что до парнишки?

— А что до парнишки? Это, пока что, совсем не ваше дело. Я повторюсь: решайте свою проблему — там видно будет. Теперь идите спать — мне уже не сорок и тридцать пять, чтобы как раньше ночи напролёт вам истории рассказывать. И убедитесь…

Хантер быстрым и бесшумным шагом вернулся на диван. В его голове крепла одна единственная мысль: нужно было бежать. Как только вернётся с охоты, хватать Парня и уносить ноги так быстро, как это возможно. Нет, он был весьма хорош в сочинении историй, и даже просто сказать, что он был всё это время в Кав-Сити, было бы достаточно, но он прекрасно знал — набрал опыта в жизни, что если человеку хочется крови — его не смутит такая банальная преграда, как мораль и логика — месть подают холодной, но готовят горячей.

Закрыв глаза, он тут же погрузился в очень желанный ему сон — вода действительно работала для него, как успокоительное, притупляя чувства. Лишь однажды той же ночью, он услышал какой-то шёпот позади себя, но сил было куда меньше, чем достаточно, чтобы проснуться и послушать, а потому он просто приоткрыл глаз и, увидев Вана, тут же забылся в новом сновидении — оно, как ни странно, было очень-очень манящим.

* * *

— Вставай, друг мой.

Ван едва слышимым шёпотом разбудил Уильяма и открыл дверь. Пахло зарёй, пахло свежестью. Утренний ветер раскидывал тот аромат везде, куда мог проникнуть, а приятная и едва слышимая трель птиц только усиливала ощущение того, что вся жизнь вокруг начинала закипать, начинала просыпаться. Уильям потянулся и, немного громко хрустнув шеей, поднялся с дивана, тут же направляясь к выходу и надевая по пути новую рубаху — нырять сразу в бой для него было почти привычкой.