Шрифт:
Закладка:
Бальзак – г-же Ганской: «Я не могу работать, зная, что мне надо куда-то идти, и никогда не сажусь за письменный стол на час или на два. Вы все так хорошо устроили, что я улегся в постель только в час ночи… Я собирался утром полюбоваться Пратером, когда там еще никого нет. Если бы вы пожелали отправиться туда вместе со мной, было бы очень мило; поскольку я лишь завтра примусь за “Лилию долины”, мне придется работать поначалу по четырнадцать часов в сутки, чтобы наверстать упущенное. Я поклялся либо написать эту книгу в Вене, либо броситься в волны Дуная»{326}.
Итак, в Вене Бальзак нарасхват. И это своего рода лечебный бальзам для израненной души Оноре. Дувшаяся поначалу Ганская начинает быстро понимать, как она была неправа, когда в первый вечер накинулась на бедолагу со своими несправедливыми укорами. Эвелина ошиблась. Она явно недооценила своего друга. За последние полтора года многое изменилось: за это время французский романист Оноре де Бальзак стал почитаем во всём мире! И теперь она хочет, чтобы «маркиз де Бальзак» как можно чаще пребывал именно рядом с ней.
Но не тут-то было! Во-первых, даже находясь в Австрии, Бальзак ни на день не прекращает писать, одновременно работая над правками в рукописях. И если бы не Эвелина, он бы так и просидел все дни в гостинице. Но Ганская не даёт ему ни минуты покоя. В окружении обворожительной польки (и её мужа, конечно!) Бальзака видят то здесь, то там. Аристократы сбились с ног в желании заполучить знаменитость «в гости к нам».
20 мая Бальзак (и Ганские) на приёме у князя Клеменса фон Меттерниха, на тот момент – государственного канцлера Австрии. Его третья супруга, княгиня Мелани Зичи-Феррарис, вспоминала, что её муж, обращаясь к Бальзаку, якобы сказал ему: «Сударь, я не читал ни одного из ваших сочинений, но о вас я знаю. Мне ясно, что вы безумец и развлекаетесь за счет других безумцев, которых надеетесь вылечить с помощью еще более грандиозного безумия»{327}.
Со стороны князя данное высказывание, безусловно, носило шутливый характер, не исключавший, к слову, присущего князю остроумия. Ласковый приём австрийским канцлером французского писателя, который, по слухам, слыл легитимистом, явился неким намёком Луи-Филиппу, что его страна не против народа Франции, однако, что касается Трона и вокруг него, то здесь имеются большие вопросы – в частности, к самому королю, «укравшему» своё монаршество.
«Луи-Филипп был для Меттерниха и императора Франца узурпатором чужого престола, – пишет Х. Инсаров. – Если сам Меттерних нередко скрывал свое мнение по некоторым соображениям, то его близкие, наоборот, высказывались без стеснения. В особенности непримиримой была княгиня Меттерних, слова которой однажды чуть не привели к дипломатическому столкновению между Австрией и Францией. Это случилось так. На балу во французском посольстве, в январе 1834 года, французский посланник Сент-Олэр, увидев на княгине Меттерних великолепную диадему, сказал ей следующий комплимент: “Какие чудные у вас бриллианты, они как будто из царской короны”. – “Каковы бы они ни были, – отвечала гордая легитимистка княгиня Меттерних, – я их, по крайней мере, не украла!” Когда в начале 1835 года двое из сыновей Луи-Филиппа предприняли путешествие по Европе, император Франц нарочно уехал из Вены, чтобы не встречаться с ними. Этим самым отвращением к узурпатору-королю, подобравшему свою корону на баррикадах Июльской революции, объясняется и отказ, на который наткнулся герцог Орлеанский – наследник Луи Филиппа, когда в 1836 году он просил руки одной австрийской эрцгерцогини»{328}.
Вслед за князем фон Меттернихом Бальзака буквально рвут на части. На сей раз г-жа Ганская во всеоружии: сейчас именно Ева определяет, принимать то или иное приглашение или вежливо отказаться. Вполне понятно, что первыми в списке «желанных» визави исключительно польская знать – Любомирские, Ланкораньские и прочие; все «помельче» – на потом. Однако это не мешает Бальзаку встретиться с известным востоковедом бароном Иосифом фон Хаммер-Пургшталем[113]. Восхищённый талантом писателя, барон дарит ему уникальный талисман «Бедук», который, если верить учёному, якобы будет не только охранять, но и существенно помогать во всех его житейских делах.
Барон слыл известным знатоком в подобных вещах. Именно поэтому Бальзак ничуть не сомневался в волшебстве подаренного ему камня, считая (и всем об этом будет охотно рассказывать), что «Бедук» восходит к прародителю Адаму, принадлежал некогда пророку Магомету, потом попал к Великим Моголам[114], у которых был похищен каким-то англичанином, продавшим раритет одному из немецких князей. На кольце был выгравирован магический квадрат из девяти цифр, в сумме составлявших цифру пятнадцать. И, если верить Оноре, можно было озолотиться, вернув Великому Моголу данный раритет, за который тот сулил «тонны золота и бриллиантов».
Встретился Бальзак и с местным поэтом – бароном фон Цедлицем, который не произвёл на Оноре ни малейшего впечатления («пустая трата времени», скажет он Эвелине).
Встречи в окружении знати – лишь полдела: Оноре желает в полной мере насладиться Веной и австрийскими достопримечательностями. Вместе с князем Шварценбергом он посещает места былых баталий – например, Асперн и Эсслинг, а также Ваграм, где в июле 1809 года армия Наполеона Бонапарта одержала блистательную победу над австрийскими частями эрцгерцога Карла. Бальзаку необходимы впечатления, ведь он задумал новый роман «Битва».
Во время раутов рядом с романистом постоянно присутствуют Ганские, хотя это лишь усугубляет отчаяние