Видя, что всё идёт совсем не так, как ожидалось, Пюисанж заковылял обратно к своему генералу. Но невинное удовольствие, которое этот почтенный человек получал от хорошего обеда, что вот-вот должны были подать в прекраснейшей обстановке города Алжир, распалило его ещё сильнее. Он решил испортить генералу вечер и наклонился к нему.

— Я чуть не забыл, господин генерал. Главнокомандующий хочет получить подробный отчёт для Министерства обороны о ситуации в Алжире. Он хотел бы увидеть его к утру понедельника.

— Проклятье! — сказал генерал. — Вот и плакало моё воскресенье… Ситуация… ну… вы знаете её так же хорошо, как и я, Пюисанж…

— Отчёт нужен министру, чтобы поставить вопрос перед Ассамблеей… И он должен внушать бодрость, не скрывая, при этом, известных фактов…

Подали консоме с мадерой.

Поль Пелисье наблюдал за своей женой, другой Изабель, женщиной, которой она внезапно становилась, когда хотела понравиться незнакомцу: её глаза искрились, кожа сияла, голос звучал теплее. Сам он имел право только на замкнутое выражение лица, на безвольное и безответное тело. Последние шесть месяцев они спали в разных комнатах.

Он заметил Берта, который тоже смотрел на неё и тоже, как он, страдал, но ему не посчастливилось хотя бы раз или два подержать Изабель в своих объятиях — то ли удача, то ли разочарование.

Изабель пыталась соблазнить капитана, сидевшего рядом — она демонстрировала всё своё очарование, но, конечно, избавится от него раньше, чем он сделается её любовником. Бывали моменты, когда Поль радовался, что его жена фригидна.

Его собственной соседкой была Монетт. Он знал, что маленькая дурочка легла в постель с Тремажье, надеясь женить его на себе. Он почувствовал желание сделать гадость:

— Ну, Монетт, ты что-нибудь слышала об Альбере последнее время?

Молодая девушка покраснела и опустила голову.

По другую сторону от неё Бонфис и Маладьё, прямо через голову сидевшей между ними маленькой актрисы, обсуждали свои рабочие дела. Он прислушался. Маладьё говорил о планах по строительству нового жилого комплекса в Эль-Биаре. Поль был прямо заинтересован в этом — если проект осуществится, стоимость принадлежащей ему земли увеличится втрое.

Недвижимость и сделки на фондовой бирже увлекали его так же сильно, как и азартные игры, зато никогда не интересовали виноградники и цитрусовые деревья. Дни колонов были сочтены. Изабель всё ещё ощущала сильную привязанность к этой земле, но была попросту сентиментальной. Поль считал себя кем-то более современным, человеком времени, с интернациональным кругозором, не уступающим нью-йоркскому брокеру с его привычками к роскошным отелям. Лето на Лазурном берегу или Балеарских островах, зима в Швейцарии. У него было определённое пристрастие к этой стране с её стабильными финансами, и он был далеко не равнодушен к уважению, которое её жители проявляли к деньгам… Он провёл три месяца в тамошнем санатории и сохранил приятные воспоминания об этом времени стерильного полубессознательного состояния.

Когда он уезжал в санаторий, старик Пелисье сказал отцу Поля:

— Ты смог подарить мне только одного внука, и тот оказался слабаком.

Поль не мог понять, почему его дед так горячо обожал Изабель. В моменты сомнений и противоречий, когда он слишком много пил, а его жена отказывала ему в супружеских правах, он воображал, что против него готовится громадный заговор, и делал вид, что принюхивается к еде, как будто она отравлена.

Де Глатиньи вёл светскую беседу с Лулу Бюффье. Молодая девушка находила майора изысканным и умным и сожалела, что он женат. «Ещё один бесполезный ужин», — подумала она. Лулу обратила внимание на капитана Эсклавье, но им полностью завладела Изабель. У этой сучки был удивительный талант держать мужчину, который её интересовал, отдельно от всех остальных. Поль лопался от ревности, а Берту кусок в горло не лез — это было очень забавно, и поделом им! Эй, а там Монетт, вытирающая глаза носовым платком. Всё ещё думает о Тремажье, дурочка! Под большим секретом она сказала ему, что не ощутила никакого удовольствия — и это в самом деле стало последней каплей! Профессор геологии шумно поглощал свой консоме. Временами он останавливался, держа ложку в воздухе, и заявлял, что в Сахаре есть нефть.

Де Глатиньи думал об Айше. Он попытался представить её на этом ужине, яростную и непокорную, напоминающую им всем о трагедии, что разыгралась в Алжире — из всех присутствующих женщин она была бы самой красивой, не считая этой странной Изабель, которая склонилась к Эсклавье и спорила с ним, её щёки пылали.

— Нет, — говорил Эсклавье Изабель. — Единственная причина, по которой я здесь, — мой долг офицера, и я стараюсь исполнить его как можно лучше. Я продал душу в Индокитае: здесь же просто делаю свою работу.

— Здесь вы находитесь во Франции, господин капитан. Мой дедушка был родом из Эльзаса. В 1870 году немцы выгнали его из дома, и он получил участок для поселения. Моя фамилия — Кельбер, а наша деревня в Эльзасе называется Винценгейм. Там тоже делают вино. Уезжая, дедушка привёз с собой несколько виноградных лоз и пятьсот золотых франков — всё своё имущество. Нет, не смотрите на моего мужа, он не один из нас — он из города Алжир. Его дедушка и мой были близкими друзьями. Он приехал из Турени со своими виноградными лозами. Я так хотела бы, чтобы вы поняли… Не хотите ли поехать завтра со мной в наше поместье в Митидже? Мы навестим старого Пелисье — мой дедушка умер, но Жюльен Пелисье так на него похож… что я чувствую себя его внучкой. Мы отправимся на рассвете, как только дорога будет открыта.

Для Эсклавье Изабель вдруг перестала быть той кокетливой обольстительной девицей с великолепным телом, которую он хотел бы заключить в долгие объятия — она начала обретать свою надлежащую форму и существовать в этом окружении, которое его не привлекало.

Идея смотреть на виноградники в компании нимфы из Французского Алжира ни капли ему не понравилась. И всё же он принял предложение в надежде, что поездка сблизит их и предоставит определённые возможности, которыми он сможет воспользоваться.

— Я заеду за вами в семь часов, — продолжала Изабель. — Возьмите с собой оружие.

«Трагический взгляд на жизнь, присущий средиземноморским расам», — подумал Эсклавье.

Венсан, который много выпил, поднялся из-за стола раньше своих гостей. Все притворились, что ничего не заметили. Маладьё с бесчеловечным лиризмом рассуждал о городе Алжир, где здания росли как грибы. Пожалуй для этого конкретного дельца развитие алжирской столицы было не только разумной спекуляцией, но и приключением, которое подходило его жизнелюбивой натуре.