— У тебя есть то, что нужно?

— Да, — сказала она, — у меня в сумке. Европейская женщина дала его мне.

Маленькие холодные и жестокие глазки Юсефа оглядели её с головы до ног, задержавшись на пуговицах и «молниях» платья, задержавшись на груди и между бёдер. Он провёл кончиком длинного похабного языка по губам, заставив своего помощника глупо захихикать при этом.

Айша передала сумку Юсефу — тот поставил её на стол и схватил девушку за руку, совсем как майор, но, в отличие от прикосновения офицера, против которого она ничуть не возражала, — это было ей неприятно.

— Оставь меня в покое, — сказала она. — Где брат Амар?

Она сама слышала как неуверенно звучит её голос.

— Скоро увидишь. Неужто ты такая чувствительная, маленькая моя газель? Дочь каида Абд эль-Кадера бен-Махмуди не любит, когда её трогают, во всяком случае, не любит, когда её трогает Юсеф, потому что Юсеф родился в канаве. Так ведь?

Он встряхнул её, а его помощник ухмыльнулся ещё глупее. Айша внезапно почувствовала себя слабой, беззащитной и бесконечно уязвимой, а Юсеф схватил её крепче. Губы сутенёра коснулись волос девушки.

Айша содрогнулась от омерзения и попыталась вырвать руку. Тут в комнату вошёл Амар — щуплый, опрятно одетый человечек. Он носил очки в золотой оправе, а его руки были маленькими, как у ребёнка. С виду он был хрупким и безвредным. А его голос — мягким и кротким.

— Отпусти её, Юсеф.

— Это просто шутка, брат Амар.

— Отпусти её и никогда больше так не делай, иначе Фронту придётся избавиться от тебя.

Юсеф сделал шаг назад: его власть и мужская сила были бесполезны против этого маленького человечка, который, по слухам, никогда не прикасался к женщине и за которым более десяти лет охотилась полиция. Юсеф знал, что если его исключат из Фронта, он умрёт… возможно, даже до того как узнает, что его исключили… наподобие Бада Эббота, бандита, надзирающего за всеми девушками Касбы, всеми игроками в чик-чик и торговцами кифом[195]. Все знали его как Эббота, потому что он был таким же толстым, как американский комик[196], но по-настоящему его звали Рафаи, и он был убийцей, которого боялись все. Пулемётная очередь, пробившая его тело, дала понять, что больше он тут не хозяин.

В то время Юсеф находился во Франции из-за кое-каких проблем с женщиной. По возвращении его вызвали в эту самую комнату. Ему приказали поднять руки и заставили проглотить большую чашку соли, «чтобы очиститься». Затем Амар рассказал Юсефу о смерти Эббота и потребовал работать на Фронт вместе с остальными членами его шайки.

Амар говорил с ним своим обычным мягким голосом, пока один из его приспешников, стоя сзади, держал наготове удавку, чтобы задушить сутенера, если тот решит отказаться.

Эта маленькая шлюшка Айша горячила Юсефу кровь — разжигала её, приходя к нему в горячечных снах, но он всё же хотел спасти свою шкуру.

— Пойдём, сестра Айша, — сказал Амар.

Именно он потребовал, чтобы они называли друг друга братьями и сёстрами. Юсеф считал всё это глупостями, но смеяться никогда не осмеливался.

Амар провёл Айшу по коридору в более чистую, только что побеленную, комнату. Из мебели там были только деревянный стол, походная кровать и два соломенных стула. На столе стояла портативная пишущая машинка, на стене висел флаг ФНО.

Амар усадил Айшу на кровать, и молодая девушка начала докладывать, пока он расхаживал взад и вперёд с поразительной грацией, бесшумный, как кошка: эту привычку он приобрёл в камере, где провёл пять лет.

Когда Айша заговорила о ячейке Коммунистической партии Алжира, с которой вошла в контакт, Амар попросил её предоставить подробную информацию и заставил описать каждого из членов ячейки. Он относился к ним с опаской, потому что в массе своей это были европейцы или евреи, которые уже доказали свою работоспособность, а также имели доктрину и методы, проверенные в остальном мире. Амар был националистом, «националистом типа Морраса[197]», как однажды сказал ему сокамерник в Ламбезе, бывший лейтенант ЛФД[198]. Как мусульманин, Амар испытывал глубокое отвращение к ренегатам и сутенёрам, но он уже пользовался услугами алжирского преступного мира и был вполне готов сотрудничать даже с коммунистами. Ему нужны были бомбы, и только коммунисты знали, как их делать… пока. Когда они выполнят свою задачу, он избавится от них так же, как избавился от присоединившихся к партизанскому отряду Тлемсена: Гераля, Лабана, Майо, Боналана…

— Давай разберёмся с ними по очереди, Айша, — сказал он. — Что за человек этот Персевьель? Не знаешь, может он курит, пьёт или питает слабость к женщинам? Говоришь, они готовы взять двух наших людей в свои мастерские и научить их делать взрывчатку? Чего они хотят взамен? Принадлежать к Фронту? Мы могли бы принять их только в частном порядке, при условии, что они готовы выйти из КПА. Посмотрим… Скажи, ты видишься иногда со своим братом, капитаном Махмуди? Он сейчас служит в Германии? Дай мне его адрес, будь добра. Нет, не бойся, мы не причиним ему вреда… Совсем никакого… На самом деле, скорее наоборот. Мы считаем его одним из нас. Не всё, что Франция устроила здесь, оказалось совсем уж бесполезным — она предоставила нам пару-тройку очень хороших солдат… Таких как твой брат…

* * *

Венсаны пригласили на ужин около двадцати гостей — все были знатные и уважаемые люди, во всяком случае, они так считали.

Жюльетта Венсан, хмурясь, пересчитывала их на пальцах, в то время как непокорная прядь развевалась над её лбом. Четверо военных: генерал, командующий районом военного округа, и его начальник штаба, — генерал оказывал ей знаки внимания чуть больше, чем того требовала простая вежливость, — Жак де Глатиньи, к которому она питала слабость с 1945 года, и его друг, капитан Эсклавье, ещё профессор геологии из Университета, только что возвратившийся из Сахары, где, по словам всех, сделал несколько замечательных открытий… — во всяком случае, в тот месяц он был в моде, — а также его жена, которую она никогда не видела и никто не видел. Есть такие женщины, которых никто никогда и нигде не видит. В общей сложности шесть гостей — так сказать, иностранцев.

Затем пошли жители города Алжир, те, кто был родом исключительно отсюда и не имел за его пределами земель, доставшихся им от предков. Прежде всего, доктор Ив Мерсье со своей женой и невесткой Женевьевой,