22 октября 1868 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Булак,

22 октября 1868 года.

Дорогой Алик,

Неудачное путешествие в Сирию едва не стоило мне жизни. Климат — настоящий яд для людей, страдающих чахоткой. Через десять дней после моего приезда доктор сказал мне, чтобы я уладил свои дела, потому что мне, вероятно, осталось жить всего несколько дней, и я уж точно никогда не поправлюсь. Однако мне стало лучше, и меня перенесли на борт парохода, но я был слишком слаб, чтобы что-то делать. На обратном пути мы чуть не потерпели кораблекрушение из-за того, что у русского капитана на борту была невеста, и он не следил за своим кораблём. Мы ударялись, царапались и катались по полу, и это было очень неприятно. В Бейруте сёстры милосердия не стали бы ухаживать за протестантом, а пруссаки — за нелютеранином. Но Омар и Дарфур ухаживали за мной лучше, чем когда-либо европейцы. Маленький Блэки был так же внимателен к моему здоровью, как прирождённый докторский сын, когда Омар спал. Мне совсем не понравились те немногие сирийцы, которых я видел.

6 ноября 1868 года: Алик

Булак,

6 ноября 1868 года.

Дорогой Алик,

Я уверен, что вы обрадуетесь, узнав, что мне действительно стало лучше. Теперь я чувствую, что хочу пожить ещё немного, и попрошу вас прислать мне груз лекарств. Раньше я не считал нужным просить о чём-то, что нельзя было бы отправить в Аид, но моё старое тело кажется мне очень крепким, и я думаю, что у меня ещё осталась одна или две из моих девяти жизней.

Я надеюсь отплыть через несколько дней, Морис едет в Каир, так что я отправляю это с ним. Вчера был день рождения маленькой Рейни, и я с тоской вспоминал о ней. Мне очень нравится фотография, набросок Лейтона с Джанет.

25 января 1869 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Ассуан,

25 января 1869 года.

Дорогой Алик,

Мы здесь уже десять дней, и я нахожу здешний воздух очень полезным для меня. Я гораздо меньше кашляю, только чувствую слабость и одышку. У меня на лодке превосходный молодой рулевой, а матрос поёт как соловей, хотя он вовсе не матрос, а профессиональный каирский певец, который приехал со мной ради забавы. Он собирает толпы, чтобы послушать его, а в Эсне прихожане молились за меня в мечети, чтобы Бог вознаградил меня за удовольствие, которое я им доставил. Представьте, что я прошу эту паству помолиться за здоровье дамы, которая подарила мне свою оперную маску в прошлую субботу. Если бы молитвы могли исцелять, я бы быстро поправился. В Луксоре Омар зарезал обещанных ему овец, а Мустафа и Мухаммед зарезали по две овцы в качестве благодарственного подношения за мою жизнь, и все дервиши провели два больших зикра в шатре, разбитом за лодкой, и били в барабаны, пели и взывали к Господу в течение двух ночей; и все люди на моей лодке строго постились в Рамадан, от Омара и команды до маленьких мальчиков. Я думаю, что Дарфур был самым достойным из всех, потому что у него был такой огромный аппетит, но он мужественно постился тридцать дней и энергично тёрся носом о землю в молитве.

На Рождество я был в Эсне, было тепло и солнечно, и я приготовил фантазию и пригласил девочек потанцевать. Зейнаб и Хиллеа утверждают, что они мои особенные Газави, так сказать, мои балерины на камеру, и они старались изо всех сил. Как бы мне хотелось перенестись в ту сцену, чтобы вы увидели, как Рамадан поёт страстные любовные песни и отбивает ритм на маленьком тамбурине, а Зейнаб танцует перед ним и изображает его песню пантомимой. Моряки, девушки и почтенные купцы сидят вперемешку на палубе, а музыкант, играющий на рабабе, извлекает из него вопль, подобный воплю Исиды по умершему Осирису. Я никогда не знаю наверняка, сейчас это или четыре тысячи лет назад, или даже десять тысяч, когда я пребываю в мечтательном опьянении настоящей египетской фантазией; ничто не является таким древним, как Газави — настоящие танцовщицы. Они до сих пор подвержены религиозным экстазам очень любопытного рода, без сомнения, унаследованным от глубокой древности. Попросите любого учёного мудреца объяснить вам Зар — это действительно любопытно.

Теперь, когда я слишком болен, чтобы писать, я жалею, что не настоял на своём и не написал о верованиях Египта, несмотря на ваш страх, что учёные меня раскритикуют, потому что я искренне верю, что знания, которыми обладают лишь немногие, умрут вместе со мной. Вы должны помнить, что учёные знают книги, а я знаю людей и, что ещё сложнее, женщин.

В этом году на Катеракте очень плохо из-за нехватки воды в Ниле и из-за позорного поведения здешнего маона. Люди с Катеракта пришли ко мне и попросили «дать им мой голос» перед мудиром, что я и сделаю. Аллах ад-Дин-бей кажется порядочным человеком и, возможно, избавит нас от этого негодяя, который грабит путешественников, а бедных дикарей, которые тянут лодки вверх, угнетает. Две лодки были серьёзно повреждены, и мой друг Рейес с «Катаракты» (тот самый, которому я угрожал выстрелить в прошлом году и который с тех пор верит в меня) не советует мне подниматься вверх, хотя, по его словам, он взял бы меня с собой бесплатно, если бы я захотел. Так что, поскольку здесь хороший воздух и Морис доволен своими товарищами, я останусь здесь.

Я собирался уволить своих людей, но они мне так понравились (у нас такой хороший коллектив), что я не могу заставить себя сэкономить 20 фунтов, отправив их на улицу, когда мы все так счастливы и довольны, а бедняги только что женились на своих зарплатах. До свидания, дорогой Алик, прости за каракули, потому что я очень слаб во всём теле, и пальцы тоже. Передавай наилучшие пожелания моей дорогой Рейни. На трёх лодках плывут маленькие девочки от пяти до восьми лет, и я им так завидую. Я думаю, что Морису лучше вернуться домой к тебе, когда мы доберёмся до Каира. Он должен что-то делать.

15 июня 1869 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.