– Ну, в Афины, к Тесею, – пожал плечами Кай.

– Так они что – поженились?

– Наверно.

– Наверно, – передразнила Тася и с лёгким укором добавила: – Это же самое главное.

Что это – Кай так и не понял: то ли концовка в легенде, то ли женитьба вообще, однако уточнять не стал. Тем более что Тася потащила его дальше. Подсвечивая фонариком, они миновали ещё какую-то часть хода, когда Тася неожиданно остановилась.

– А у нас тоже есть Гомер, – с лёгким вызовом выпалила она. – Слепой. – И наклонившись, повлекла Кая в какое-то логовище. Едва они перелезли через узкую перемычку, донёсся голос. Он был звонкий, какой-то задорный, неестественный в этих мрачных чертогах. Но двойное, если не тройное, эхо лишало речь всякого смысла. Только когда они приблизились и Тася остановила его, мол, здесь и ни шагу больше, Кай различил слова.

– Не вовремя, говоришь? А на Руси всегда жить не вовремя.

– С кем это он? – прошептал Кай. Тася встала на цыпочки, чтобы ответить на ухо:

– Сам с собой. Или… не знаю. Духи, может…

– Эта земля досталась варварам, – продолжал голос. – Ну зачем, скажи на милость, мы столько земли нахапали? Наши предки, я имею в виду. Зачем новые земли присоединяли – Сибирь? Север? Дальний Восток? Зачем? Чтобы потомки всё профукали? Не могу понять! Зачем надо было тянуться, рвать жилы, пупок надрывать, коли земли той и так было навалом. Ведь аж до Урала всё было наше. Полторы-две Европы. Есть где развернуться, раззудиться плечу. Знай обихаживай да обустраивайся. Так нет же! «Айда за Камень!» «Сарынь на кичку!» И попёрли, и обезумели. Да всё с оглядкой на Европу. Пёрли на восток, а оглядывались всё на запад. Дескать, как там, так и у нас… А там прогресс – словцо такое выдумали – выше, дальше, быстрее… А нет, чтобы остановиться да отдышаться: для чего быстрее-то, коли не рассмотришь на лету?

– Слепой? – Кай наклонился к Тасе. Тася кивнула:

– К нему никто не ходит. Я даже ни разу не видела. Боятся… Только Флегонт… Он и кормит…

– Не хватило у народа ума. Не хватило, – продолжал вещать неведомо чей голос, неведомо к кому обращаясь. – И церковь православная от дури не оберегла.

Голос на мгновение пресёкся. Кай с Тасей затаились: может, почуял что. Нет. Голос возник снова:

– Что церковь принесла русскому народу? Прежде всего – покорность и раболепие. С одной стороны, она декларировала, что перед Богом все равны, а с другой – велела во всём слушать своего хозяина – князя или барина. Выходит, равенство-то возможно только на небе? А кто его там проверит?

На несколько мгновений голос умолк. Потом взвился с новым напором:

– А эти запреты! Своими табу церковь, как колодками, поковеркала стопы народа, в результате изменила не только его походку – от вольной на прыгающую, заячью, но и саму дорогу его. А что пресекла, накладывая эти табу? Распутство? Преступность? Жестокость? Ой ли! Да и больше ли всего этого было у нас, чем в Европе? Не пресекла. Отнюдь. Тем более создав институт покаяния. Греши да кайся. Греши да кайся.

Ехидный звонкий смешок прокатился под сводами.

– Он что, не знает, что… стряслось? – Кай пальцем ткнул вверх.

– Он от рождения слепой.

– Ну и что… – начал было Кай, но уточнять не стал, боясь прослушать. Голос снова возник. Но речь была уже иная, словно перед ним возник другой собеседник, или тот, кому принадлежал голос, смертельно устал.

– Счастье – понятие, видимо, нерусское. Или по-русски это слово должно означать что-то иное. Ведь производные его, похоже, «тщась», «тщета», «тщетно», то есть понятия, скорее противоположные счастью… Иногда я понимаю народ и, кажется, люблю. Но иногда понимаю только отдельных людей, а народ – нет… Он порой словно ребёнок. Несмышлёное и ничего не ведающее дитя. На лице его беспробудное вечное детство с тягучей слюной на нижней губе. А ведь ему тысяча лет. Больше. Это если от Крещения. Что же он ума-то не набрался? Или его удел – вечный инфантилизм, плавно переходящий в дебильность?!

Голос умолк и больше не возобновлялся. Тася с Каем ещё немного подождали, а потом на цыпочках повернули назад.

Вышли они на поверхность другим ходом. Тася оставила Кая возле лаза, велев ждать, а сама, скользнув меж камней, куда-то убежала.

Кай выглянул наружу. Здесь дуло не сильно, но пеплом сыпало. За дни пещерного затворничества он немного отвык от этого и сейчас с прежней неприязнью глядел на эти чёрные хлопья. Вспомнилась мать. Как она там? Наверное, уже волнуется. Надо непременно дать знать. Если не завтра, то послезавтра.

Вернулась Тася. В руке её была какая-то плетенюшка.

– Бабу Улю проведаем, – пояснила она. – Сегодня у нас день гостеваний. Это недалеко. Баба-затворенка есть у нас. Чудная. Знаешь, что она про этот пепел говорит? – Кай даже остановился. – Что это всё сгоревшие души.

Шли они, обходя гряды каменных столбов и валунов, довольно долго. Из-за очередного поворота донёсся голос. Кай кивнул, дескать, здесь? Тася помотала головой.

Среди камней висел полог, слегка зыбившийся под ветром. Голос доносился оттуда. Кай прислушался. Не иначе Пахомыч.

– «Азбука, тыща шессот пиисят первый – колмогорцу Петрушке Григорьеву двести девяноста четыре Азбуки по две деньги Азбука. Итого два рубли тритцать один алтын две деньги».

– Не части, – раздался угрюмый бас, голос Флегонта нельзя было спутать.

– Игы, – откликнулся Пахомыч, маленько помешкал, но через минуту опять затараторил: – «Грамматика, декабря пиисят первого в восьмой день, – анзерскому строителю старцу Козьме. Сентября пиисят второго в двадцать четвёртый день – колмогорцу Селивестру Игнатьеву».

– Что это? – шепнул Кай. Тася не ответила, только опять прижала палец.

– «Библия, – продолжал читать Пахомыч. – Тыща шессот шиисят четвёртый. Две книги Библии каргопольцу Саве Андрееву. Книга каргопольцу Андрею Зорину. Книга каргопольцу Ивану Мартинову. Книга каргопольцу ж Степану Романову. Две книги каргопольцу Ефиму Еуплову да Игнатью Моисееву. Книга каргопольцу Степану Исаеву. Книга колмогорцу Ивану Пиминову. Книга колмогорцу ж Феодору Феодорову. Десять книг Соловецкого монастыря строителю старцу Иосифу…»

Тася потянулась к уху Кая.

– Отец Флегонт учёт ведёт, – шепнула она. – Он ведь ключник там, в лавке-то…

– Где там? – переспросил Кай.

– Ну там, – мотнула Тася головой, – в прошлом. В книжной лавке при монастыре. – Тася сделала упор на последнем слове. Но Кая зацепило не это.

– В прошлом, говоришь?

– Ну да, – как о чём-то понятном и естественном сказала Тася. – Он знает потайную дверь. Вот и ходит туда-сюда. То сюда, то назад…

– А вперёд? – одними губами выдохнул Кай.

– Куда? – Тася обвела