– От нашей бани в Москву дорога есть! – донеслось уже из-за полога.

– А что он про Москву? – спросил Кай.

– А дед его так говорил, – ответила Тася. – Это он про него. Про красных колпаков не слышал? Нет? Дед, говорит, как выпьет, так на бричку – и по лесной дороге… Там какое-то тёмное место есть, на узи называется. Так вот на этой узи водится всякая нечисть в красных колпаках. Он вылетит туда – и плёткой их, плёткой. Никто, кроме него, тех колпаков не видел. Но лошадь – от страха что ли – в мыле приползала на двор.

На скамейке неподалёку от Кая лежала красная спортивная шапка.

– А это? – приподнял её Кай.

– Опять забыл, – покачала головой Тася. – Совсем памяти у старого не стало. Ни памяти, ни зубов. – Поднялась, помешкала и уже тише добавила: – Он до конца не верит, что живой, Пахомыч-то, что на этом свете. Я сам, говорит, теперь красный колпак.

Тася насупилась, отодвинула чашку, потом передёрнула плечиками, будто что-то стряхивая.

– Ладно об этом. Мы с тобой тут приберёмся и Лассе навестим. Хорошо?

Кай кивнул и подальше от себя отодвинул красную шапку…

…В закутке, где обитал Лассе, оказалась Вера Мусаевна. Она меняла повязку. Лассе, щуплый подросток, полулежал на топчане. Вера Мусаевна сидела напротив, держа его ногу у себя на коленях, и осторожно снимала заскорузлые тряпицы. При появлении Кая и Таси она обернулась, внимательно посмотрела на Тасю, потом на Кая. Кай от этого взгляда почему-то зарделся. А Тася – ничуть. Поздоровалась, села на топчан подле Лассе, потрепала его по голове.

Вид у мальца был жалкий. Волосёнки наполовину вылезли, торчали кустишками, оголённые места темнели струпьями. В язвах оказалось лицо, шея – всё, что было открыто. Это явно причиняло Лассе страдания. Видно было по глазам, до чего же ему больно. Но в этих глазах – таких больших на худом, измождённом лице – таилось ещё что-то.

– Понимать понимает, – Тася вздохнула, – а сказать не может. Он с год у нас, давно уж. Английский знает, а мы… – она развела руками.

– Привет, – чуть подвинувшись, сказал по-английски Кай.

– Привет, – глаза Лассе оживились. Кай спросил, как он сюда попал. Лассе объяснил, что он из Лаппи, из Лапландии, значит. Сначала ехал на собаках. Собаки околели. Шёл на лыжах, покуда не сломались. Потом пешком. Чуть помешкал, видно, что-то для себя решая, и добавил, что обо всём этом он написал стихи. Кай кивнул, дескать, прочти. Уговаривать Лассе не понадобилось. Он стал читать. Глаза разгорелись. И хотя Вера Мусаевна снимала последние кольца повязки, сдирая коросты, он не сбился – только со свистом тянул побелевшими ноздрями воздух.

– О чём он? – спросила Тася.

– Это стихи, – ответил Кай. – Его стихи, – и тут же перевёл: – «Я искал человека. Полз по чёрным снегам. Я зубами тянулся за жухлые травы, чтобы только дойти. Пусть урод, пусть в кавернах и язвах моя голова, мои руки и тело. Человек я, и жить я один не могу. – Кай помешкал, посмотрел на Тасю, на Лассе. – Погоди, я умру. Но ты не гони, не гони мою душу. Эхом стану твоим. Лишь окликнешь. Слышишь?!»

Тася кивнула, взяла Лассе за руку, погладила.

– Скажи ему, – попросила она Кая, потупившись. – Скажи. Пусть лицом не вышел – не беда. Главное, что он мужчина. – И подняла глаза.

– Ты мужчина, Лассе, – перевёл коротко Кай. Лассе слабо улыбнулся, рукой похлопал возле себя. Кай сел. Вера Мусаевна снимала последний виток повязки. Руки докторши делали всё уверенно и чётко, но голос слегка дрогнул, когда она тихо обронила:

– Не жилец.

Началось самое мучительное – обработка язв. Лассе не плакал, не стонал, только плотно закусил губы, а потом неожиданно приткнулся к боку Кая. Это было так доверчиво и просительно, словно младший братишка прижался к старшему, ища его защиты. Кай на миг замер, покосился на эту маленькую, всю в струпьях, головёнку и осторожно обнял мальца, прикрыв его рукой.

Потом, когда Лассе стало совсем невыносимо, он тоненько вскрикнул и попросил их уйти. И когда Тася с Каем удалились, он дал волю слезам. Крик его, надрывный и печальный, далеко был слышен. Тася в отчаянии закрыла уши и бросилась сломя голову, рискуя удариться о низкий каменный свод, о зубья, торчащие из стен. Кай с трудом её догнал, больно ударившись коленями и плечом. Тася остановилась. Кай обнял её, стал оглаживать растрепавшиеся волосы, подсвечивая фонариком. А потом направил луч вдоль хода. Тася помаленьку успокоилась. Они двинулись дальше.

За поворотом оказался ещё один закуток. Там лежал кореец Пак. Но Тася не пошла туда, покуда совсем не остыла.

– Он коммерсант, – пояснила Тася. – Привёз сюда образцы своей фирмы. Да так и застрял. Сам сдал, болеет. А аппарат работает. Белковую муку готовит…

Кореец оказался маленьким и щуплым, чуть больше подростка Лассе. Только лицо было чистое – видать, болячки его сидели внутри.

Кай заговорил с ним по-китайски. Но кореец многое уже забыл, ему сподручнее было на своём, либо на русском.

– Совсем старая корееса, – печально улыбнулся он. Зубов во рту почти не осталось. Для этих мест, для этого времени он был явно не приспособлен. Хотя кто из них был приспособлен к этому!

Из больничного закутка Тася повела Кая другим ходом.

– Не могу, – обронила она на ходу, – не могу слышать…

Это относилось не иначе, к Лассе. Кай, чтобы отвлечь её, похвалил за то, что она хорошо ориентируется в пещерах.

– Ты прямо как Ариадна, – сказал он.

– Кто это? – прибавляя шагу, переспросила Тася.

– Это в мифологии, – пояснил Кай и, чтобы ей было понятно, уточнил: – В легенде одной. Её записал Гомер, был такой поэт. Слепой. Не слышала? – и стал рассказывать.

На острове Крит правил жестокий царь Минос. Был он повелителем Минотавра, страшного чудовища, которое обитало в подземелье. По велению царя в жертву этому чудовищу афиняне, жители города Афины, отдавали самых прекрасных юношей и девушек. Герой Афин Тесей решил уничтожить Минотавра и отправился на корабле на Крит. На острове он встретил дочь Миноса – Ариадну. Она предупредила его, что в подземелье запутанный лабиринт, и, чтобы он не заблудился, дала ему клубок ниток, а для битвы вручила меч. Тесей спустился в обиталище Минотавра, в ужасной схватке одолел его и благодаря путеводной нити нашёл обратную дорогу.

– А дальше? – спросила Тася, видя, что Кай закончил рассказ. – Что с ними дальше стало, с Тесеем и Ариадной?

– Сели на корабль и поплыли домой.

– Как домой? – Тася спрашивала, точно