видим в «Песни о моем Сиде» и «ученой поэзии». Также эта цифра сильно превосходит соответствующий показатель нотариальных документов (при этом в королевских документах и документах, относящихся к последним десятилетиям XIII в., ситуация иная). С другой стороны, что тоже характерно, рекурсивность реализуется прежде всего в сложноподчиненных предложениях с последовательным подчинением (78 %), в то время как расширение придаточных за счет сочинения значительно меньше (17 %), а показатель рекурсивности среди юкстапозиции и вовсе незначителен (4 %), что в значительной степени соответствует соотношению связей между предложениями на первом уровне, хотя в рекурсивных отношениях сочинительные связи встречаются чаще, и появляются виды, практически отсутствующие на более высоких уровнях (например, сложносочиненные предложения с разделительными союзами).

С другой стороны, рекурсивность обычно возникает не в пределах отдельно взятого периода, а концентрируется, порождая, таким образом, периоды, обладающие внутренней сложностью, которая порой достигает невероятных масштабов. К этой крайности нужно добавить тот факт, что периоды с наибольшей внутренней сложностью, как и следовало ожидать, чаще всего оказываются и наиболее протяженными, при этом эта протяженность достигается, как правило, за счет последовательностей инфинитивов и герундиев или длинных номинальных рядов. Кроме того, по сравнению с текстами, о которых речь шла выше, даже королевскими нотариальными документами конца XIII в., уровни рекурсивности гораздо выше, и случаев ее употребления больше. Так, третий уровень рекурсивности достигается более чем в 150 случаев, до четвертого уровня она доходит почти в 40 случаях, пятого – в 10 случаях (интерпретация одного из них вызывает сомнения) и шестого – в двух. Также есть две ситуации, которые можно было бы рассматривать как семичастное присоединение. Наглядным примером может служить следующий период[1130].

Такая степень сложности, не столь уж редкая, хотя, разумеется, и не преобладающая, возникает не случайно: нужно привести достаточную аргументацию, чтобы объяснить, не оставляя места ни малейшему сомнению, мудрость короля Фернандо и его сомнения относительно рискованных советов, которые ему давали.

Синтаксическая структура дискурса «Семичастия» не сильно отличается от текстов последующих эпох, но, как это было показано в предыдущих исследованиях Партид, очень далека от традиции юридических текстов. В то же время эта структура принципиально сближает «Семичастие» с научными трактатами, так что мнение многих ученых, относящих его к этому жанру, имеет теперь также лингвистическое и дискурсивное обоснование. Структура содержания, которая еще может варьироваться на протяжении всего текста, в целом, достаточно устойчива. В начале каждого закона находится общее утверждение, высказанное в аподиктической форме, или представлено положение вещей с объяснениями, доказательствами и т. д., которые обосновывают использование синтаксических средств, обозначенных выше[1131].

Экспозитивный характер, более свойственный для трактатов, проявляется в начальных предложениях глав, построенных как метатекст, где делается отсылка к тому, что было изложено в предыдущей главе, для того, чтобы затем перейти к новому вопросу (впрочем, этот способ используется и в нарративных текстах Альфонсо Х). Таким образом, это другой механизм текстуальной и дискурсивной связи[1132].

При поверхностном чтении может показаться, что во «Всеобщей истории» (или в анализируемых ее фрагментах) часто используются очень длинные периоды, однако это не так, по крайней мере, относительно грамматических основ с глаголом[1133]. Те, что имеют от одной до пяти грамматических основ, составляют почти три четверти от общего числа. Среди них наиболее часто встречаются предложения с двумя основами (около 20 %), а самые редкие – с одной основой (меньше 11 %). Наиболее длинные периоды, включающие шесть и семь основ, занимают по 5 %. Процент остальных, среди которых даже два периода с пятнадцатью грамматическими основами (наиболее длинные среди обнаруженных), еще ниже. Тем не менее, как это будет показано далее, в конструкции именно этих не самых многочисленных отрывков сосредоточена наибольшая внутренняя сложность, за счет чего их обычно выделяют как самые репрезентативные для синтаксического строя произведения (и, следовательно, для синтаксиса текстов Альфонсо Х в целом).

Однако, как и для других проанализированных средневековых текстов, эти подсчеты весьма приблизительны, поскольку, как уже было указано, зависят от не вполне надежных критериев и, в конечном счете, от смысловой и интонационной интерпретации спорных фрагментов. В качестве примера можно привести следующий случай, где в силу полной синтаксической связности ряда строится всего один период из того, что, принимая во внимание интонацию, могло бы образовывать два (именно это сделал Солалинде с помощью пунктуации; Санчес-Прието, напротив, сохраняет один период)[1134].

Собственно, сложность предложения – это один из аспектов, всегда выделяемых в текстах круга Альфонсо Х, в особенности, в таких его амбициозных и масштабных произведениях, как это. Тем не менее проведенный анализ свидетельствует, что в плане расширения придаточных предложений, будь то сочинительная или подчинительная связь, «Семичастие» демонстрирует гораздо бóльшую сложность структуры. Это касается как количества рекурсивных отрывков, так и видов рекурсии и ее интенсивности. Во «Всеобщей истории» количество периодов с тем или иным типом рекурсивности, разумеется, велико, но оно не достигает половины от общего числа (44 %), что далеко от соответствующего показателя «Семичастия» и ближе к показателям нотариальных документов, чуть более высоких. С другой стороны, хотя разница не столь значительна, во «Всеобщей истории» встречается меньше случаев последовательного подчинения придаточных предложений и больше случаев сочинительной связи. И, наконец, рекурсивность не достигает той глубины, которая была отмечена в «Семичастие» или даже в нотариальных документах: она не идет дальше четвертого уровня. Кроме того, не стоит забывать, что в конструкциях такой сложности обычно не используются одновременно ряды с глагольным ядром в личной и безличной формах.

Однако в наиболее длинных периодах встречаются места, в которых проза «Всеобщей истории» достигает высокого уровня разработки, и можно найти конструкции столь запутанные, что стоит значительного труда понять их суть и проанализировать, и в одном случае, как мы увидим, даже кажется, что синтаксическая нить дискурса теряется. Хорошим примером крайне сложного периода будет следующий отрывок: «Et nuestro sennor Dios porque sabie que serie esto asmado desta guysa, por guardar que si fuessen que se non cumpliesse, ca si al Parayso entrassen de cabo, e dela fruta de aquel aruol de saber el bien e el mal comiesen, numqua despues podrien morir, e esto non querie Dios, puso El en la entrada del Parayso un angel con una espada de fuego que numqua iamas alla dexasse entrar a ninguno, nin a ellos, nin a otro omne si Dios lo non fizies»[1135].

Период, очевидно, построен по кольцевому принципу, в лучших традициях средневековой цицеронианской риторики, поэтому его «главное» ядро – puso – находится ровно в центре. Ему предшествует и за ним следуют различные подчиненные конструкции, но несмотря