— Я же говорю, это не в полной мере психушка, — жуть каким мрачным тоном продолжает начальство. — Элитное заведение, место отдыха для богачей. С постоянной клиентурой. Даже слишком постоянной, в этом-то и вопрос. Насколько я понимаю, больным иногда уж слишком хочется туда вернуться. Да и ведут они себя… слишком уж беспечно, словно их ничего не волнует. Редко пользуются Даром. Если пользуются — получается плохо. При этом кровь чиста, воздействия артефактами нет. Странности начались недавно, даже случилось несколько смертей. Ничего доказуемого, у человека просто сердце отказывало, но всё вместе выглядит подозрительно — во всяком случае, Шеннет заинтересовался. Охрана у больницы даже чересчур серьезная — семейство Тройоло объясняет это опасением за свои секреты. Кое-кого Шеннету удалось подкупить — и да, он полагает, что речь идёт о каком-то животном. Так что у него, как он выражается, есть к нам маленькая просьба.

— Размером со среднего альфина, — фыркает гневная Мел. Она гладит Боцмана так, что из него того и гляди молния ударит. — В питомнике бардак и горячее время, служить у Шеннета на побегушках — ага, сейчас!

— Вряд ли мы можем просто ему отказать, — встревает Рассудительность и Мудрость, в смысле, Янист Олкест. — После того, как он вытащил нас из тюрьмы…

Вся сейчас обумиляюсь: вот это чувства! Запихать питомник в пасть к Хромцу, только чтобы поддержать любимую — шикарно!

Янист доказывает, что обижать Хромца питомнику невыгодно, а не обижать Хромца –как раз наоборот, обещает плюшки в будущем. Я собираюсь поспорить с собой на кексик — что он сейчас рванет рубаху на груди и сам предложит себя на роль аристократичного психа.

Не успеваю.

— И если будет необходимость в моей помощи…

— Скорее всего, — выдает Арделл, и Янист замолкает от глубокого шока. Не в силах поверить, что она с ним согласилась. — Эвальд сообщает, что он может устроить как пациентов двоих, но нужно бы умение держать себя в обществе, всё-таки, в лечебницу не берут просто с улицы. Янист, ты вполне подходишь. Насчет второго…

— Можно я? Хотите прям щас покажу, какой я могу быть чокнутой⁈

— Нет. Кани, — на меня смотрят глазами укротителя и чеканят каждое слово. — Вот. Этого. Я. Не. Хочу.

— Тогда кого же можно взять? — выпевает Аманда. — Ты слишком занята в питомнике, Кани слишком юна, Мел слишком пряма, Рихард…

Эпитетов скапливается слишком много, так что успеваю первой.

— … слишком Рихард.

Возражать никто и не пытается, только Мел бормочет, что вот кого бы в психушку запереть. И смотрит на Нэйша так — мне б хоть половину такой страсти!

Дом бы сгорел.

— Но, сладенькая, кто же тогда остается?

— Нужны мужчины: женского отделения не предусмотрено, — малорадостно выдает начальство.

— … а если я заманю законника Тербенно, покажу ему малость срамных картинок, и он окажется в глубоком ужасе и раздрае…

— Вторую кандидатуру, как я понял, долго обсуждать не будем, — сварливо выдает папенька.

Все хором и глубокомысленно кивают. Кое-кто еще и аплодирует. Ну, ладно, чего там кое-кто — я.

Гриз смотрит ему в глаза вопросительно — мол, а ты что, не согласен? Так что Лайл Гроски малюет на физиономии невыразимый восторг.

— Сбежать из нашего питомника в тихий приют умалишённых? Ну, помнится, ты как-то обещала мне какой-никакой, а отпуск.

Глава 1

ЛАЙЛ ГРОСКИ

— Конечно, конечно… мы понимаем, да, мы понимаем…

Два воркующих голоса — мужской и женский. Предупредительность в каждой фразе. Два взгляда — ласковые-понимающие-сопереживающие-приглашающие говорить.

Я и говорю. Только в ответ не смотрю. Мне важнее шмыгать глазами по стенам.

— … крайне, крайне щекотливая ситуация, и если мои деловые партнёры узнают об этом… поймите же, в узких кругах, где я вращаюсь, репутация неимоверно, неимоверно важна, а здесь… такой шанс, и вот так… с этой помолвкой, хотя что это я — конечно, важнее всего для меня вернуть моего мальчика…

Мальчик застыл в кресле с отстранённым видом, с потухшим взглядом. Выглядит отключившимся — и удачно бледным. Отчасти из-за пары зелий Аманды («Обычно я лечу, драгоценный мой, но если нужно выглядеть больным…»). Отчасти потому, что Янист Олкест так и не изменил свой вид после возвращения из Алчнодола, куда он отвозил маленькую Сирену. Само-то собой, его можно понять — все мы тогда были малость не в себе. Я ещё и сейчас по ночам покрикиваю: в кошмарах приходит занудный голосок Тербенно. Шесть часов в обществе Крысолова, сбивая его со следа и вдалбливая нашу версию — а хотел бы я знать, кто после такого не заорет.

Спасибо ещё, Тербенно не добрался до допроса Мел, хотя очень хотел. Вот только аристократку первого уровня не так-то легко вызвать на допрос, пусть даже она и не вступила в права. Нэйша, например, Крысолов допрашивал. Судя по цвету молодого шпината на лице законника — неудачно. Я всё ждал, что заявится поговорить и с Янистом — парень мог сорваться, в конце-то концов — но тут в газетах проскочила весть о том, что Вейгордский Душитель нанёс новый удар. Так что Тербенно занялся тем, чтобы не прохлопать своё недавнее повышение.

И какого вира об этом думается в уютной приёмной: мягкие кресла и округлый стол из яблони, потрескивает камин, и по стенам — картины, и книги, и игрушки. И хозяева — такие же славные: он — с объёмистым брюшком, с лысинкой, прищуром доброго доктора, из кармана старомодного сюртука свисает золотая цепочка от часов. Она — маленькая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, душечка-хлопотунья, пичужка-попрыгушка, волосы подобраны под наколку, словно у горничной или у няни. Кружевной фартук на тёмное платье — разве что по фартуку идёт вышивка, безмятежные пчёлки. Время от времени обращаю к пчёлкам тревожный, торопливый шепоток.

— … в нашем положении… эта помолвка, не представляете себе, сколько сил… Такой хороший род, и девушка славная. А потом явилась та нойя. И будто околдовала моего бедного мальчика. Мы просто перестали его узнавать…

Поглаживаю Яниста по тёмно-каштановым (стараниями Аманды) кудрям. Сыночка пялится не пойми куда, пока я поведываю о его предположительных безумствах. Во имя одной прекрасной нойя (мечтательность из голоса долой!). Ага-ага, дорогие подарки, материнские драгоценности, безумные поступки (скажем, пара дуэлей, хотя такой