Шрифт:
Закладка:
Глава 10
Деревенская ласточка
Первым пением, которое я научился распознавать, была песня деревенской ласточки. Она звучала буквально отовсюду. В отличие от большинства певчих птиц, чьи мелодии различаются еще и по территориальному признаку, ласточка поет в группе.
Одни самцы рассаживаются на телефонном проводе друг против друга. Другие выделывают различные глиссады[23], скользя по воздушным потокам, или резким взмахом крыльев почти вертикально взмывают вверх. Невероятной красоты петли, которые «не в силах описать» сам Поль Жеруде[24], в буквальном смысле посвятивший жизнь этому виду, настолько они разнообразны, виртуозны и бесконечны.
Помимо написания книг Поль Жеруде перевел и адаптировал справочник «Птицы Европы» («Guide des oiseaux d’Europe»). Этот научный труд принадлежит перу американского натуралиста, орнитолога и художника Роджера Тори Петерсона (Roger Tory Peterson).
Впервые издание было опубликовано в 1954 году с черно-белыми иллюстрациями. Впоследствии эта книга многократно переиздавалась – сначала частично с цветными иллюстрациями, а затем и полностью. Справочник «Птицы Европы» до сих пор пользуется невероятным спросом и продолжает выходить большими тиражами. Эта книга – своего рода библия любого орнитолога.
В справочнике переводчик описывает пение птиц как никто другой. Он делает это настолько доступно и понятно, что мне случалось опознать по описанной им мелодии птицу, которую я никогда еще не слышал, настолько точное представление о ней дал мне этот страстный любитель птиц.
Тем не менее даже Поль Жеруде отказался описывать пение деревенской ласточки. Эта возвышенная и неуловимая музыка то и дело прерывается призывами сплотиться, сигнализируя остальным членам общины о ситуации, в которой оказалась та или иная особь.
Можно было бы сравнить ее пение с непрерывной, но рубленой, торопливой речью, напоминающей речь наркомана, который изо всех сил пытается сказать что-то важное.
Фразы начинаются какими-то изолированными, взрывными, «сюсюкающими» нотами, за ними следуют каскады звуков, напоминающих то писк, то скрежет, но при этом довольно приятных. Щебетание, начинающееся высоко в небе, постепенно становится все тише и тише, переходя в аллитерации[25] на основе звукосочетания «зв», перемежается более низкими и замедляющимися трелями, похожими на короткие редкие хлопки. И все это сменяется новой безудержной чередой звуков.
Сейчас для распознавания пения различных видов птиц наблюдают за визуальным воспроизведением звука. Для этого используются сонаграммы, основанные на распределении звуков по двум осям: горизонтальная ось фиксирует продолжительность времени, а вертикальная регистрирует высоту звука – от грубых низких до пронзительных высоких.
Четкий звук, например такой, как чистый свист, отмечается тонкой чертой. Звук, состоящий одновременно из низких и высоких частот, визуализуется в виде большого мазка. «Туууй» выглядит как плоская линия с резко восходящей кривой в конце. Кряканье самца кряквы предстает в виде широкой и строго вертикальной полосы (совокупность одновременно издаваемых им звуков захватывает почти всю полосу пропускания).
Пение же деревенской ласточки визуализируется в виде серии тонких, почти вертикальных штрихов, на которые, не дождавшись высыхания чернил, неведомый рисовальщик наложил бы широкий вертикальный мазок, оставив потеки на каждой линии. В нем «читается» столько же спешки, даже какой-то паники, сколько утонченной целостности, лишенной крикливых и скрипящих звуков.
Я непрерывно слушал эту песню четыре года, с семи до десяти лет. Пока мои родители были на работе, я шел к соседям и там дожидался приезда школьного автобуса, который отвозил меня вместе с другими детьми в школу, а после занятий снова возвращался к соседям и ждал, когда вернутся папа и мама. По средам я находился у них целый день. Наши соседи – приветливая семья с шестью детьми, отец которых, ветеран войн в Индокитае и Алжире, в то время работал егерем.
Они относились ко мне как к члену своей семьи, хотя ввиду моих привязанностей и считали ребенком со странностями. Марк мой ровесник, у нас всего два месяца разницы; мы все делали вместе и разлучались лишь по средам, когда он отправлялся читать какой-то таинственный катехизис[26]. В семье ярых антиклерикалов, фанатов Третьей республики и Парижской коммуны этот катехизис кажется чем-то невероятным.
Местом моего пребывания по средам становится узкое здание, расположенное напротив ворот, справа. В понедельник утром, на следующий день после охоты, завороженно разглядываю там подвешенных за лапы чибисов, вальдшнепов, бекасов, куропаток и фазанов. Чучела лисиц и каменных куниц-белодушек, застывших в так называемых натуралистических позах, возвышаются на буфете.
В глубине двора стоит заброшенный низкий, вытянутый дом с хлопающими на ветру дверями и разбитой плиткой, ставший счастливым прибежищем для целой колонии деревенских ласточек. Вдоль балок виднеются гнезда, на полу – небольшие кучки помета. Все пространство дома заполнено летающими взрослыми ласточками, их щебетанием и криками.
Это пение, такое же знакомое, как и голос моих близких, такое мифическое и легендарное для орнитолога, коим я являюсь, все реже и реже звучит в нашей сельской местности и, кажется, медленно, но верно исчезает.
Городскую ласточку, переименованную в ласточку деревенскую, следует называть скорее «сельской», она отнюдь не склонна часто посещать города и их пригороды, которые покинула еще в первой четверти XX века.
И если в 1874 году Нере Кепа (Nérée Quepat), настоящее имя которого Рене Паке (René Paquet), писал, что в Париже эта птица встречается буквально на каждом шагу, то уже в 1937 году Поль Барруэль (Paul Barruel) с грустью отмечал, что в столице Франции осталось всего несколько пар городских ласточек, которые были замечены на Конном рынке в пятнадцатом округе и на улице Коперника в шестнадцатом. С той поры городская ласточка ежегодно вьет в Париже от пяти до десяти гнезд.
В 2006 году в страусином вольере в зверинце Сада Растений, в узком ящике, каким-то невероятным образом гнездится пара деревенских ласточек. Самец и самка ходят взад и вперед по вольеру, буквально в нескольких сантиметрах от головы страусов.
Эта птица буквально соткана из противоречий. С одной стороны – гордый вид, царственная походка и доминирующее поведение, голливудские ресницы, голые чешуйчатые лапы, оканчивающиеся двумя страшными пальцами и одним когтем. С другой – восхитительный, полный грации полет.
Это было мое последнее наблюдение за гнездящейся в Париже деревенской ласточкой. И хотя в сельской местности вид еще встречается, численность этих птиц стремительно